– Подожди, – сказал Стив, – еще есть надежда. У меня где-то в карманах спички были. В отеле на всякий случай прихватил. Если только не потерял по дороге. Вечно я что-то теряю.

Марушка молча ждала.

Стив порылся в карманах и действительно нашел маленький кокетливый коробок спичек.

Они берегли их, эти счастливо найденные спички, как самое главное сокровище! Но все равно – половина сломалась, даже не сумев зажечься.

– Ну все! Осталось только две! – печально провозгласил Стив.

Марушка чувствовала, что он уже совершенно не верит в то, что поиски их увенчаются успехом.

– Подожди-ка, – попросила она, – давай чуть-чуть просто так постоим.

Она снова принялась вслушиваться в тишину. И вновь ей показалось, что она ничего не слышит. Однако ей захотелось напоследок пройти еще немного по короткой узкой тропе, которая вела к двум могилам.

Стив безропотно шел за ней.

– Вот здесь, – остановилась Марико, – здесь попробуй зажечь спичку, пожалуйста.

Спичка зажглась сразу же, осветив табличку на свежем холмике. На табличке значилось имя отца и годы его жизни.

– Папа! – сказала Марико.

– У нас осталась еще одна спичка! – воскликнул Стив. – Хочешь, я зажгу?

– Нет. Не надо. Выходи на центральную аллею и жди меня там, – попросила девушка.

Главная аллея, как оказалось, была совсем близко. Если б знать, разве плутали бы они столько!

Стив послушно ушел и встал под фонарем. Хорошие ориентиры: фонарь и Стив.

Марико повернулась к отцовской могиле.

– Папа, вот я пришла к тебе, – громко сказала она.

Ей очень хотелось, чтобы он ее услышал.

– Ты мне нужен был живой, а тебя никогда рядом не было! И вот видишь, что теперь! А ведь я – твоя дочь! Я имела на тебя право!

Ей вдруг показалось, что внутри ее зазвучал голос отца:

– Ты имела на меня право. И имеешь. Я остался. Я передал себя тебе. Разве не так?

– Так, – согласилась дочь, – это так. Но ты никогда ничего мне не рассказывал. А теперь уже поздно.

– Я все тебе рассказывал, – послышался ответ. – Все рассказывал, только ты не хотела слушать.

– Ты рассказывал только о своих фантазиях. О Големе. Что тут было слушать, папа?

– Это и была моя жизнь. Вот и все. Больше мне и сказать нечего.

Марико почувствовала мучительную боль там, где, как ей казалось, помещалась ее душа.

– Кто с тобой это сделал, папа? – спросила она вслух, стараясь, чтобы голос ее не дрожал.

– Я ничего не знаю об этом. Я упал. И наступила тьма.

– Почему ты там оказался? Ночью? У реки? Ты был один?

– Я не помню.

– Ты нашел людей, чтобы сотворить голема?

– Я не помню. И это теперь не важно.

– Да. Теперь все не важно. Важно, что я тебя больше никогда не увижу. А ты мне был так нужен!

– Я теперь всегда тут. И никуда не денусь.

– Это не то, – заплакала дочь. – У меня нет воспоминаний! Мне нечего вспомнить о тебе. Почти нечего!

– Ты – мое продолжение. Ты – моя наследница. Тебе достанется моя квартира.

– Зачем мне твоя квартира? Я могла бы тебе купить десять таких квартир! – не унималась Марико.

– Она тебе нужна, потому что она – моя. Там вся моя жизнь. Там все о големе. Найди и изучи. Ты смышленая. Ты сможешь. И там – мои мысли, все, чем я жил.

– Ах, папа, папа! О чем ты сейчас!

– О том, что я с тобой.

– Да, это – да. Теперь ты со мной, верно.

– Я всю жизнь учился. И кое-что постиг.

Марушка не стала говорить, что ей жаль, что папа так и не постиг главное: как любить живых людей.

– Я люблю тебя, – сказал отец. – И кое-что могу.

Может быть, подумала Марико. Может быть, и так.

Ведь она все-таки нашла эту могилу. Кто-то ее привел именно сюда?

– Я же тебя позвал, – отозвался папа, – и ты услышала. Значит, что-то я умею.

– Я буду к тебе приходить, папа, – сказала Марушка.

– Не грусти обо мне, – велел отец.

– Я все равно грущу. Как можно не грустить? – вздохнула дочь.

– Я теперь всегда здесь.

– Да. Теперь здесь. Я буду приходить, – пообещала Марико.

– И мы много еще друг другу скажем, – отозвался из глубины ее души голос отца.

Оказывается, он все-таки научился творить чудеса. Так подумала дочь об отце. Она наклонилась и погладила мягкую землю могилы. Земля показалась ей живой, теплой.

Марико выпрямилась, помахала рукой отцу:

– Я вернусь. Покойся с миром.

Стив терпеливо ждал ее у фонаря.

– Хорошо поговорили? – с пониманием спросил он.

– Мне правда казалось, что папа отвечал мне, – словно возвращаясь из сна, поделилась Марико.

– Конечно! Еще бы не отвечал! Ты же часть его, ты его всегда услышишь.

Стив сказал то, что почудилось ей только что у могилы.

– Раньше не слышала, – удивилась девушка.

– Значит, не хотела. Не время было, понимаешь?

– Откуда ты все знаешь? – спросила Марико.

Они шли по центральной аллее к выходу. Даже слегка слышался уже вечерний городской шум.

– О! Это что! Видела бы ты меня при жизни! – выразительно произнес Стив.

– Видела, – засмеялась Марико. – И еще увижу.

– И как тебе? – Стив заглянул ей в глаза.

– Мне – отлично.

– И мне. Мне кажется, я твоему папе понравился.

– Наверное, да. Иначе спичка ни за что бы не зажглась.

И дальше они пошли в обнимку.

Жизнь продолжалась. И продолжалась хорошо, правильно.

Только в самолете, летевшем в Москву, Наташа, оставшись наедине со своими мыслями, испытала некое подобие ужаса. С того самого момента, как обнаружила она у мужа билеты в Прагу и все остальное-прочее, она ощущала себя как, наверное, воин на поле битвы. Ей было не до глубокомысленных размышлений и приятных воспоминаний. Она действовала, потому что видела в действии спасение.

Теперь, сидя в полупустом салоне железной птицы, она вдруг ужаснулась ледяной правде: жизнь ее сломана. Даже если бы она, например, вернулась сейчас домой и сделала вид, что ничегошеньки не случилось, внутри-то все равно осталось бы ощущение катастрофы и полной погибели. И самой себе не скажешь: