– Ну, вы меня насмешили, Анастасиечка Витальевна! Давно я так не смеялась! – ликует Тамара. – Ведь куда сунулась, шалава! И в себе-то как уверена! Нет, вы тут даже в голову не берите, тут ничего серьезного нет и быть не может. Он же не идиот. Ну, развлекся. Такие они. А вы – слепая и глухая.

– И немая, – добавляет героическая жена неверного мужа. – Я, конечно же, ничего знать не знаю. Но она ведь не успокоится. Вот беда в чем. Обязательно продолжит искать способ мне сообщить о своем существовании. И так, чтоб наверняка.

– А как слепой, глухой и немой можно что-то сообщить? – Тамара заходится хохотом. – Никак. Не выйдет у нее. Что бы она ни сделала, ваше дело – сторона. У вас связь с внешним миром отключена. К вам не пробиться.

– Ну да. Я в отсутствие мужа к телефону теперь только домработницу посылаю. Эх, до отъезда бы дотянуть, и все. С собой он ее не потащит. Не думаю, что он об этом так уж и мечтает. А вот она – да. Мечтает. И старается воплотить свои красивые мечты в жизнь. Хотя там, в дыре этой, куда сейчас Леонида назначили, никакой красоты нет. Задворки жизни. Сидим в посольстве, как в бункере. Жара, влажность, дикость… А что поделаешь? Государственная служба. В хороших местах пожили, дай дорогу другим… Теперь вот…

В общем, веселого у меня мало. Очень мало веселого. Везде фронт, нигде тыла нет. Никита собрался квартиру снимать. Ну, нас же нет круглый год, чем тебе плохо? Зачем деньги-то лишние выкидывать? Живи, друзей води. Я когда-нибудь была против? Нет, говорит, тут все ваше, не мое. Ты представляешь? Ему, наверное, не нравится, что домработница у нас живет. А куда я ее дену? Она и приберет, и присмотрит. Столько лет уже. У нее есть своя комнатка в коммуналке. Но зачем мне ее туда выселять? Она же родной уже человек.

Но вот Никита… Просто совершенно отдалился. И это в такой момент! Они же с Леонидом большие друзья всегда были. Только и слышала: «Когда папочка придет? Я кушать буду с папочкой… Я одежду хочу как у папочки…» У Леонида, конечно, сердце таяло. А сейчас! Если Никита уйдет, а у этого весна души начнется… Это же не одна, так другая… Кто-то да одолеет.

– Никто вас не одолеет. С какой-такой стати? И даже не заикайтесь. Чтоб я от вас такого не слышала. И знаете что? Давайте-ка к Агате сходим. Это хозяйка моя. В клинике у нее работаю. Она все по полочкам разложит. Как скажет, так и сделайте. Давайте я договорюсь, проведу вас, вы пообщаетесь. Она – сила. Она и мужа может припугнуть через своих, если что. Это почище партбюро будет. К ней такие приезжают, страшно даже сказать… И одно только ее слово…

– Но это, Томочка, боюсь, я совсем не потяну. Ее помощь наверняка такого стоит, что мне и не снилось.

– Стоит. Страшно даже сказать, сколько стоит. Но мы ж не лечиться. Мы так… Как подруги. Поговорить. Она за такое в жизни денег не берет. И может, вообще ничего не скажет. Просто чайку попьем, посидим, обстановку ее увидите – одно это силы придаст. Ну что, договариваться?

– Спасибо тебе, моя дорогая. Договаривайся, конечно. Хуже не будет, ведь так? Или никак, или лучше. Совет мудрого человека – самое ценное.

В подъезде дома Агаты отныне сидел строгого вида охранник. Тамаре он почтительно кивнул – еще бы! На лифте к двум последним этажам просто так подняться было невозможно. Нужен был специальный ключик, потом код. И после этого кабинка начинала взлет.

Достигнув верхнего этажа, двери лифта распахивались. Посетители оказывались в удивительных апартаментах необыкновенной врачевательницы Агаты. Больных своих лечила она теперь этажом ниже. Весь верхний уровень предназначался для самых близких и самой себя, конечно же.

Анастасия Витальевна, вращающаяся в самых великосветских кругах и привыкшая к интерьерам класса люкс, тем не менее слегка оробела.

На этаже царила тишина. Видимо, Агата ожидала их в полном одиночестве.

– Ты, Тамар? – раздался ленивый хрипловатый голос хозяйки.

– Я, Агата. Вернее, мы, – почтительно откликнулась Тома.

– Давайте, проходите. У меня прохладно. Вон, пледы в креслах лежат. Укутай гостью, Том.

В комнатах действительно царила прохладная свежесть. Переведя своих зябких пациентов этажом ниже, Агата перестала мучиться от жары.

Если бы Полина увидела сейчас вершительницу ее судьбы, вряд ли бы с первого взгляда признала она в крупной, но довольно подтянутой даме в длинном платье из мягкой шерсти ту прежнюю, слоноподобную полуголую Агату. Сейчас она выглядела моложе тех лет, какими двадцать годков тому назад наделила ее изумленная юная гостья.

Однако это была прежняя Агата, со всеми ее особенностями и привычками.

Анастасия со своей спутницей оказались в любимой Агатиной кухне-спальне-гостиной. Громадная кровать под розовым балдахином почти рядом с кухонным отсеком. Вид на весенний город сквозь большие сияющие чистотой стекла окон. Ощущение надежности и желание остаться тут подольше…

– Хорошо у вас, – вздохнула гостья.

Вздох ее деликатно обозначал осознание неудобства вторгаться в такой покой и такую умиротворенность с какими бы то ни было проблемами.

– Хорошо, – согласилась Агата, – Ну что, чайку попьем?

– С удовольствием.

Анастасия вкушала горячий чай деликатно, маленькими глоточками. Агата шумно хлебала, отдувалась. Допила, откинулась на стуле, шумно закурила.

Гостья почему-то боялась поднять на нее глаза.

– Ну что? Сама понимаешь, да? Ты ж не дурей меня, бабонька.

– Понимаю, – ответила Анастасия, не поднимая головы.

– А что тогда мне говорить? Эх, вы! Натворите делов, а уж потом! Ну-ка, иди-ка ко мне.

Анастасия приблизилась к странной женщине. Та, не вставая с месте, легко провела руками по животу и спине гостьи.

– Каменная ты вся. Зажатая. Не своей жизнью живешь. Ты чужой тропой пошла. Ну что? Счастлива? Сама как чувствуешь?

– Я… Нет, – призналась важная дама, сделав над собой огромное усилие.

Ей по привычке хотелось соврать и изобразить благополучие, процветание, довольство. Обычно у нее получалось. Но тут… Не имело смысла. Зачем она сюда шла? За правдой.

– А что бы ты себе хотела? Ну, сама для себя лично? Тебе надо об этом думать. Ты разжаться должна, расслабиться. У тебя все мышцы свело, кровь по жилам не бежит, а ползет. От этого очень плохие вещи происходят. Не буду тебя пугать. Но тебе обследоваться надо. Всерьез. Чтоб момент не упустить.

– Да я вроде здорова, – испугалась женщина.

– Человек не бывает вроде здоров. Или здоров, или болен. У тебя есть проблемы. Их я вижу. И тут надо успеть. Кое-что я по дружбе сегодня гляну. Но это только по верхам. Ты давай не бойся. Ответь мне все же: что ты хочешь для себя. Вот даже несбыточное пусть.

– Я хочу… Я хочу, если несбыточное… Все вернуть назад. Вернуться в то время, когда мне было двадцать пять. И пойти по другому пути.