Соседи вообще телевизор так и не купили. Мы – не выдержали. Но Женьку нашего к нему не тянуло. Аня с ними на музыку, на фигурное катание, в бассейн. Урабатывали их.

Аня дефектолог, работает с умственно отсталыми. Так их учит, что они читать-писать начинают, адаптируются к жизни вполне. У нее частные уроки. Ходит к тем, чьи родители не сдали своих детей в детдом, несмотря на их неполноценность. Я ее как-то спросил, чем они отличаются от нормальных, если не считать внешнего вида.

– Добрее, – говорит, – любить умеют, на подлость не способны.

Мы еще всегда говорили, что Аня из любого человека сделает. По принципу «не можешь – научим». И заставлять никого не надо. Женьке нашему крупно повезло, я считаю. Без соседей мы б в него столько не вложили.

Ребята наши выросли. Люба и лицом, и характером – в Мишу. Веселая, всех на уши поставит. С ней не заскучаешь. Такие они с матерью своей разные – просто диву даешься. Дело даже не во внешности, а в огне: у дочки все наружу, всех греет, а у Ани огонь внутри. Будто ест ее жгучее что-то.

И вот недавно смотрим мы с моей наш новый телевизор и вдруг видим: Аня наша. Не она, конечно, и даже не женщина, а парень молодой, но сходство такое, что просто жутко делается.

Наш сериал новый крутят, и он – главный герой. И все как у Ани: глаза, нос, губы, даже стрижка (у Ани стрижка под мальчика), даже то, как плечами пожимает, интонации. Моя, конечно, кричит им в дверь:

– Идите скорей сюда, тут Аню показывают! Бегите!

Они примчались.

И Аня увидела «себя».

Я впервые наблюдал, чтоб человек стал весь белый. А потом она рухнула без сознания. И все.

Ну, мы перепугались! У меня жена хоть и врач, но она вообще перепсиховала больше всех.

– Это мы виноваты! Это мы виноваты! Ей бегать нельзя! Она запыхалась! Вегетососудистая дистония!

Что она, стометровку, что ль, бегала? Несколько шагов – от двери к двери.

Привели ее в чувство. Уложили на диван. Телевизор выключили.

– Включите, – шепчет.

Смотрит, не отрываясь.

– Как его фамилия? – спрашивает.

А мы еще и фамилии его не знаем. Парень молодой, это, может, его первая роль.

– Подожди, – говорю. – В Интернете посмотрим, как его звать.

И тут она начала плакать нечеловечески. Я даже не представлял, что такие слезы бывают – как град.

– Я так и знала! Я каждый день сны про него видела! Я так и знала!

Миша унес ее домой, уложил. Потом зовет нас:

– Аня все равно не уснет, хочет все рассказать, чтоб вы тоже послушали.

Двадцать с небольшим лет назад приехала семнадцатилетняя Аня в Москву из провинции поступать в университет. Поступила. Поселилась в общежитии. Влюбился в нее аспирант, москвич.

Тогда чтоб просто так с кем-то зажить, поступком считалось скверным. Он сделал ей предложение. В провинции вообще рано принято было замуж выходить, там в двадцать лет девушка не замужем – уже перестарок. Ну, она радостно пошла замуж. Тут же забеременела. Учиться не бросила, старалась изо всех сил. Весеннюю сессию сдала досрочно – и в роддом. Роды в срок, почти точно как в карте написали. Тогда УЗИ не всем делали, как сейчас, а по блату, как-то надо было этого добиваться. А ей не хотелось заранее ничего узнавать. Она и так чувствовала, что у нее мальчик родится. Схватки были очень болезненные. Она совсем ведь еще девчонка была. Никто к ней не подходил. Она кричала, звала. Потом уже в самый последний момент подхватили, перетащили на кресло, она уже сознание теряла от ужаса и боли. Ни одного слова человеческого, ни сочувствия ниоткуда. Только иногда кричали ей в дверь:

– Не ори, работать мешаешь!

Когда родился ребенок, она услышала его крик, успокоилась, попросила показать, ей ответили:

– Когда надо будет, покажем, сначала врач должен осмотреть.

Она не осмелилась потребовать. Девчонка совсем. Приучили слушаться старших, не перечить никому.

И тут ей сделали укол, она отключилась и пришла в себя уже в палате. Там было много недавно родивших женщин, человек десять. Спрашивают у нее:

– Кто у тебя?

Она уверенно отвечала:

– Мальчик.

Все ее соседки родили на день-два раньше, всем приносили кормить. Только ей и еще одной женщине не приносили. У той женщины было кесарево и вообще не было молока. Она лежала с заклеенным пластырем животом, но чувствовала себя лучше всех, наверное потому, думала Аня, что во время родов не мучилась, как все. Она, та женщина, все расспрашивала Аню про нее, про ее семью, про мужа, сестер-братьев, родителей. Аня с ней вежливо разговаривала. Про себя женщина сказала только, что муж у нее дипломат, живут они сейчас на другом континенте, а сюда она прилетела несколько месяцев назад: наблюдаться и рожать. Она, мол, своим врачам больше доверяет. Это была, по Аниным меркам, взрослая женщина, ей, наверное, было около тридцати.

Надо же! И только сейчас первый ребенок!

Раньше не получалось. Зато – мальчик! Здоровенький, четыре килограмма.

Приходят врач с акушеркой. Рассказывают всем об их новорожденных детях. Этой женщине, Анастасии, тоже докладывают про ее мальчика, хвалят, что образцовый ребенок.

Ане – ни слова. Даже не смотрят в ее сторону, глаза отводят. Вот с этого самого момента жизнь ее и стала походить на дурной сон.

Она зовет:

– Доктор, что мой ребенок?

Несколько раз пришлось повторять, чтоб услышали. Наконец врач воздуху набрала и решилась:

– У вас девочка. Проблемная. С болезнью Дауна. Олигофрен.

Вся палата уставилась на Аню. Она не поняла ничего. Ни слова.

Какая девочка? Какая Дауна? У нее мальчик! Мальчик! Принесите мне моего ребенка! Пожалуйста, принесите!

Опять укол, сон. Проснулась с мыслью, что она в гробу, что нет ее на белом свете.

Грудь распирает, молоко пришло. Ей велят сцеживаться, а она ничего не может, совсем без сил. Тогда стали ей давать мальчика женщины Анастасии. У той все равно молока ни капли. Приносят Ане ребенка, и она успокаивается.

Она думает: «Вот мой мальчик».

Анастасия садится рядом, наверное, чтоб Аня помнила, кто тут мать. Ане все равно. Главное, ей так хорошо от этого мальчика, она наглядеться на него не может. Но при этом ей хочется взглянуть на с в о ю девочку. А ей не дают.

Пару дней подряд акушерка отзывает ее в коридор (вроде как деликатничает, чтоб не при всех) и уговаривает отказаться от ребенка. Все равно, мол, не жилец.

Дауны – это такие слабоумные, страшненькие такие, узкоглазые, круглолицые. Генетический порок.

– Пьющая? – спрашивает акушерка.