Еще более важным делом для Рузвельта представлялось разрешение германской послевоенной дилеммы. Перед президентом, как и перед другими ведущими лидерами антигитлеровской коалиции стояла многосложная задача – не только разгромить Третий рейх, но и сделать невозможным восстановление его военной мощи в последующий период, как это случилось после Первой мировой войны. В качестве одного из вариантов решения проблемы Рузвельт рассматривал раздел Германии на ряд мелких государств и вел разговор об этом в Тегеране, а потом, правда с меньшим энтузиазмом, в Ялте уже в 1945 г. Нерешенным оставался и вопрос об оккупации Германии войсками союзных государств и определения для каждого из них самостоятельной зоны ответственности.

Логично предположить, что раздел Германии на государства в дополнение к разделу на зоны оккупации мог внести большую сумятицу в послевоенный контроль над ее территорией и осложнить взимание репараций за нанесенный гитлеровскими войсками ущерб. Поэтому, как и произошло в дальнейшем, раздробления Германии не состоялось, и в этом не последнюю роль сыграла позиция, занятая Советским Союзом. Но не только. Раздел Германии на несколько государств противоречил линии Рузвельта оставлять спорный вопрос открытым, надеясь на будущее усиление американского влияния в том или ином регионе посредством экономической экспансии. Союзники должны были иметь свои зоны оккупации, но была определена и союзная администрация для управления Германией как единым целым. Ответственность за послевоенную Германию могла быть совместной, а ее правительство – приверженным принципам западной демократии. Любопытно, однако, что до того как зоны оккупации трех держав в Германии были окончательно одобрены в Лондоне 12 сентября 1944 г., военное ведомство США подготовило для своих представителей в Европейской консультативной комиссии такой проект раздела, который значительно отличался от советского и британского предложений. Во-первых, американцы хотели, чтобы зона их оккупации находилась на севере Германии, включая важнейшие порты и промышленный район Рура. Во-вторых, на востоке граница их влияния по замыслу проектировщиков должна была простираться вплоть до Берлина (хотя и не включая сам город), а местами и далее. Оставшаяся на востоке территория страны отводилась СССР, а юг Германии – Великобритании.

Известно, что американский вариант в Европейской консультативной комиссии не прошел и границы между зонами оккупации великих держав в сентябре 1944 г. были определены так, как это было предложено в советском и английском проектах – американские войска на юге страны; советские – на востоке (включая значительные территории к западу от Берлина); английские – на севере. Тем не менее, трудно предположить, чтобы Рузвельт не знал о существовании первоначального американского проекта, который позволял вооруженным силам США контролировать в послевоенный период самые значительные людские и материальные ресурсы Германии. Однако нет свидетельств и того, что он активно настаивал на американском варианте оккупационного деления Германии. Как представляется, президент не считал плодотворным вступать в столь знакомые по прошлым временам дискуссии о распределении зон влияния. Его суждения о будущем Германии становились, по словам К. Швабе, все более «универсалистскими»256. Последующая политическая судьба немецкого государства, равно как и судьба Польши, явились для Белого дома важнейшим тестом в определении характера всех послевоенных межсоюзнических отношений. В сентябре 1944 г. для Германии был намечен раздел на три зоны оккупации – в последующем в Ялте к ним добавилась еще и французская зона. Но в то же время была определена совместная союзная администрация для управления Германией как единым целым. Кроме того, сама столица страны должна была совместно управляться войсками главных союзников, имеющих в ней свои зоны ответственности. В перспективе это позволяло рассчитывать на проведение в будущей Германии социально-политических преобразований по западному образцу, пусть и с предоставлением приоритета левым немецким силам – социал-демократам. В любом случае совместный контроль давал надежду на широкое проникновение в страну американского промышленного и банковского капитала и неприятие ее населением коммунистической модели развития.

«Универсалистский» подход, естественно, не мог получить реального воплощения во всех аспектах внешнеполитического курса Рузвельта. Другие союзные страны – прежде всего СССР – стремились добиться четкого определения своих сфер влияния и закрепления их с помощью соответствующего состава правительств освобождаемых государств. Однако Рузвельт, желая сохранить послевоенное единство великих держав и идя на компромиссы по ряду вопросов будущего территориально-политического устройства Европы, старался выйти из накатанной колеи зональных подходов. Его «четверо полицейских» уже мыслились как субъекты, осуществляющие совместный контроль и обладающие равными правами для доступа в тот или иной регион, что более всего подходило для американских интересов в послевоенном мире. Одним из свидетельств такого изменения, подчеркивает К. Швабе, стала динамика отношения Рузвельта к Франции. Как упоминалось выше, первоначально президент даже исключал ее из числа великих держав, но ближе к концу войны – после высадки в Нормандии – Рузвельт признал роль лидера «Свободных французов» де Голля, а на Ялтинской конференции согласился передать под французский оккупационный контроль часть немецкой территории257. Дело шло к тому, что послевоенных «полицейских» могло оказаться больше, а их ответственность за будущую безопасность Европы должна стать совместной.

В то же время – в конце 1944 г. – Рузвельт все более негативно относился к плану своего министра финансов Г. Моргентау, который был представлен им летом 1944 г. Моргентау полагал необходимым не только разоружить Германию, но и свести ее до положения аграрной страны. Такой подход вызвал многочисленные дискуссии в Вашингтоне, но был, в конце концов, отвергнут как по причине необходимости взимать с Германии репарации, так и неизбежной перспективе вливать в экономически несостоятельное государство значительные финансовые средства, чтобы поддерживать в нем приемлемый уровень жизни. А это уже непосредственно угрожало интересам США, поскольку было очевидно, что платить за все это придется, прежде всего, из американского бюджета.

В октябре 1944 г. Рузвельт назначил Гарримана своим представителем на переговорах между Сталиным и Черчиллем в Москве. Как известно, на этих переговорах было заключено так называемое «процентное соглашение»258. Полное содержание бесед между Сталиным и Черчиллем относительно распределения сфер влияния на Балканах впервые было опубликовано у нас в стране профессором О.А. Ржешевским259. В ходе встречи Черчилль положил перед Сталиным лист бумаги, сказав, что этот «грязный документ содержит список балканских стран и пропорциональную заинтересованность в них великих держав и что американцы, если узнают, то будут поражены той грубостью, с которой он его изложил, но господин Сталин – реалист и поймет, о чем идет речь». Из содержания документа следовало, что Черчилль предложил раздел сфер влияния на Балканах следующим образом: Румыния – 90 % влияния России, 10 % – другие; Греция – 90 % влияния Англии (в сотрудничестве с США), 10 % – другие; Югославия и Венгрия – 50 на 50 %; Болгария – 75 % влияния России, 25 % – другие. Сталин, по свидетельству очевидцев, поставил синим карандашом галочку на документе и вернул его Черчиллю. В ответ на слова Черчилля, не уничтожить ли эту бумагу, Сталин сказал «нет, держите ее у себя»260.