– Вы знаете, что это за место? – Виктор Михайлович смотрел на меня напряженно-выжидающе.

– Я жила здесь в детстве. – Я глянула на видневшуюся в соседней крохотной комнате самодельную детскую кровать. – Мы переехали отсюда, когда я еще училась в школе.

– Что? – Алексей Александрович резко обернулся, потом сообразил, что помощь требуется и столь же сильно уставшему Лаки. – Значит, во время действия установки к нам переносятся здания, связанные с жизнью параллельщиков? Виктор Михайлович, вы это предполагали и молчали все это время?! Я как лечащий врач…

– Я не знаю, что происходит! – Я закрыла глаза, пытаясь вспомнить. – Этого вагончика давно нет, я же говорю – мы переехали, когда я еще в школе училась! Посмотрите сами: в шкафах должны быть книги, сотни книг! В два ряда, во всех шкафах. А на самом деле тут пусто. Здесь сохранилось только то, что было в первые годы или что я запомнила лучше всего, но не то, что существует и сейчас.

– Материализация воспоминаний. – Лаки, которого Алексей Александрович усадил на узкий диван, побледнел. – Дед иногда говорил об таком, но только как о маловероятной возможности.

– Павел Иванович тоже упоминал об этом, помнишь? – Я взглянула на друга. – Когда мы с картошки ехали. Что никто не знает, что такое мысль, воспоминание. Но… Неужели все, что было тогда, во время работы установки, – только мой бред?

– Не преувеличивайте свое значение, – усмехнулся Виктор Михайлович. – Отдохните, вот термос с кофе и пирожные, вы должны поесть. А потом я покажу еще кое-что, что должно убедить вас, Ната, в вашей невиновности.

Я пила обжигающий кофе, ела заварные пирожные с подмерзшим кремом и рассматривала крохотную комнату. Потом заметила взгляды Алексея Александровича и Виктора Михайловича и на меня волной нахлынуло раздражение:

– Не смотрите на меня с жалостью! Вы думаете, как здесь все убого, да? Особенно по сравнению с вашими домами! Как можно жить в таких условиях? А вы знаете, какие люди жили во всех этих домах? Они приехали строить новый город – молодые, веселые, образованные. Они знали, что проживут вот здесь всего несколько лет, а потом переедут в построенные для них заводом новые красивые дома. Для детей здесь устраивали такие утренники! Сами, без чьей-либо помощи. Они покупали книги, фильмы для диа- и кинопроекторов, у нас был даже телескоп! Все мои друзья знали, что такое звезды, видели лунные кратеры и серпик Венеры, – дошколята! Одна семья даже смогла привезти сюда пианино! У людей тогда было будущее, а это важнее огромных квартир. – Я невольно улыбнулась, вспомнив, как Фо, имевшая возможность купить в магазине косметики все, что понравится, просто любовалась на полки с пестрыми коробочками, наслаждаясь не обладанием, а именно возможностью обладания. Когда-то такими были мои родители и их друзья. – А потом это будущее у страны отняли! И все это умерло – поселок, да во многом и город. Тот город сейчас в два раза больше вашего, богатый и престижный. И ему плевать, что люди, его построившие, до сих пор живут в этих вот поселках! Почти полсотни лет живут, понимаете? Когда родилась я, бараки уже стояли, не эти, правда, а те, большие. Я выучилась, мы уехали из города, а бараки так и стоят, прогнившие насквозь. Вы, несмотря на нападения исконников, готовите экспедицию на Марс и учите специалистов для Лунного города, а у нас из космической станции сделали аттракцион для богачей, из заводов – барахолки!

Лаки, уже некоторое время как допивший кофе и теперь осматривавший комнаты, вдруг спросил из-за стенки:

– Со, это ты рисовала?

Я с трудом встала и подошла. На самодельном письменном столе (господи, он же был здесь всего год, потом мы купили нормальный, с ящиками) лежала стопка общих тетрадей в клеенчатых обложках. Забавно: выборочное восстановление каких-то предметов из прошлого, но по какому принципу? Кое-каких важных вещей здесь не было, а вот тетрадки сохранились. Лаки как раз открыл одну из них на смешной для взрослой меня схеме ракеты.

– Да, это во втором классе, Беляева и Лема начиталась. Странно, что это здесь…

– Не так уж и странно. – Виктор Михайлович подошел к нам, рефлекторно пригибая голову: потолок вагончика был немногим выше двух метров. – Уже давно заметили, что сохраняющиеся после нападений исконников постройки как-то связаны с параллельщиками, причем не напрямую – где находился, в том и перенесся, – а намного более сложным образом. Вы, Аркадий, об этих исследованиях не знаете, это работа психологов и историков, да и не афишируют такие вопросы. Ваш Павел Иванович прав: мы не знаем, что такое память человека. Сейчас все больше доказательств того, что у людей с развитой зрительной памятью есть некоторое влияние на окружающую действительность. Вы, наверное, слышали, что иногда люди с хорошим воображением могут внушать поддающимся такому воздействию индивидуумам что-то вроде галлюцинаций? Некоторые ученые думают, что мозг неосознанно делает «слепок» окружающей его реальности, сходный в чем-то с объемной фотографией. Искажения, разумеется, бывают очень сильными, но ведь они существуют даже на наиболее четких фотопластинках, не говоря уже о цифровой аппаратуре. Вопрос в том, почему под воздействием установок исконников эти «фотографии» материализуются? Это ведь не наши триды, или, как вы их, Ната, называете, 3D-принтеры. Откуда берется вещество для них, мы не знаем, но достоверно зафиксировано более десятка случаев такой материализации, причем первый – еще в Чикаго. Один из параллельщиков, пожилой уже мужчина, задолго до перемещения пострадал от радиационного облучения – у него были старые шрамы и неизлечимая уже лучевая болезнь. Его нашли недалеко от того места, где возник известный всем «оплавленный дом», к счастью, быстро исчезнувший. Но хватит об этом. Сейчас прошу вас, Ната, вот о чем: мы пройдем по этому поселку, как вы его называете, и вы посмотрите: есть ли различия с тем, что вы помните. А потом я покажу вам еще кое-что. Простите, Алексей, но лучше сделать это именно сегодня, потом я ваших пациентов целую неделю не буду трогать, обещаю!

Пока мы закрывали окно (с улицы, как это ни смешно, принесло немного тепла) и выходили из дома, Виктор Михайлович, поддерживая меня под локоть, тихо сказал:

– Вы, Ната, не правы, мы не думали ни смеяться над вами, ни жалеть вас. Я сам в детстве несколько лет жил в подобном поселке – тогда Эмтор только строился. Я знаю, что люди в таких поселках ничем не отличаются от жителей дворцов – ни образованием, ни характером: образованные люди и идиоты, как и подвижники, и подлецы, есть и там, и там, в поселках по-настоящему умных и добрых людей зачастую даже больше. Но сейчас у нас не так много времени, вам нельзя пропустить обед, иначе Алексей Александрович меня съест, а не он – так я сам, зная, сколько сил вам обоим стоит такая прогулка. Поэтому пойдемте, чтобы поскорее отделаться от обязательных дел.

Мы прошлись по поселку, и я заметила, что чем дальше от моего дома-вагончика, тем больше несоответствий – в числе домов, их внешнем виде. Сильнее всего отличались длинные дома.

– Погодите. – Я, рассмотрев их, остановилась. – Они иначе собраны, из щитов, а не из бруса, и у них только по одному крыльцу, с торца, а должно быть больше – у нас такие дома на шесть квартир были рассчитаны.