— Велел закрыть ворота, собрал предателей и повесил их на стенах замка.

Сурово он расправился с ними, поежилась Эвери, но другие на его месте поступили бы не менее жестоко.

— Даже свою невесту?

— Нет. Я нагнал на нее и на женщин, с которыми она приехала, страху и отправил их домой. — И вдруг Камерон неожиданно спросил: — Значит, и тебя кто-то обманул? Кто же это?

— Да так, один юноша. Перед тем как я уехала во Францию, мои родители привезли меня на королевский прием. Думаю, они надеялись, что я найду себе там мужа. Вообще-то я не из тех девиц, за которыми увиваются ухажеры.

Правда, нашелся один парень, который проявил ко мне явный интерес, а поскольку за мной никто никогда не ухаживал и не говорил мне комплиментов, признаюсь, я была польщена. Даже не посмотрела на то, что про этого парня ходят нехорошие слухи, будто он имеет обыкновение соблазнять девиц, а потом бросать их и что он не занимается никаким делом, а все свое время проводит в постели с женщинами. — Эвери пожала плечами. — Но я старалась убедить себя, что все молодые мужчины любят до свадьбы поразвлечься.

Камерон уже догадался, чем закончилась эта история, и с трудом подавил желание попросить Эвери не продолжать свой рассказ. Он знал, что не страдает отсутствием вкуса, и поэтому никак не мог понять, как другие мужчины не видят, насколько она хороша, какой огонь страсти бушует в ее гибком теле. Внезапно его охватило желание отыскать того человека, о котором она рассказывает, и избить его до полусмерти. После инцидента с Де Во он любому готов был горло за нее перегрызть.

— И этот юноша оказался таким же? — спросил Камерон.

— Наверное, но до свадьбы у нас дело не дошло, так что я не знаю, остепенился он или нет. Я случайно обнаружила, что, ухаживая за мной, он одновременно был в связи с одной замужней дамой. Я наткнулась на них в саду. Она обвиняла парня в том, что он оказывает мне знаки внимания, а он оправдывался, уверяя ее, что делает это исключительно из желания получить щедрое приданое, а вовсе не из любви к тощей девице со странными глазами. — Камерон поморщился, а Эвери улыбнулась. — И я поняла, что при дворе я себе жениха не найду.

— И, естественно, этот мерзавец был светловолос и хорош собой?

Эвери тихонько засмеялась.

— У него были черные волосы, светлая, как молоко, кожа и голубые глаза. Позже я обнаружила, что на светлой коже синяки и кровоподтеки особенно заметны, — хмыкнула она. — Когда я вернулась из сада в парадный зал, муж дамы, за которой увивался мой кавалер, спросил меня, не видела ли я его жену.

— А ты обид не прощаешь, — одобрительно заметил Камерон и поднял в честь Эвери кубок.

— Потом я уже пожалела о том, что пошла на поводу у уязвленного самолюбия. Муж мог запросто убить их обоих. Он избил парня до полусмерти, а тот ничем не смог ему ответить, потому что не отличался ни ростом, ни силой.

— Странно. Женщины обычно предпочитают высоких и сильных.

— Да. Но из того, что я в тот день услышала, он сумел кое-чем другим пробудить к себе интерес. Его любовница говорила о том, что у него очень большой…

— Эвери, — укоризненно протянул Камерон, хотя на самом деле ему хотелось расхохотаться.

— Не волнуйся, я сама не видела, так что говорю с чужих слов.

— Как это мило с твоей стороны. Между прочим, детка, ты вовсе не тощая, а глаза у тебя хоть и странного цвета, но очень красивые.

— Благодарю за добрые слова, сэр, — произнесла Эвери кокетливо, на щеках ее вспыхнул стыдливый румянец. — А я питаю настоящую слабость к храбрым смуглым рыцарям. — И она подмигнула Камерону.

Поставив кубок на стол, он протянул к ней руку. Эвери вложила в нее свою, и Камерон почувствовал, словно с души у него свалился камень. С облегчением вздохнув, он притянул ее к себе и усадил на колени.

— Ты уже лучше себя чувствуешь? — спросила Эвери, и голос ее дрогнул, когда Камерон погладил ее ноги.

— Намного, — ответил они поцеловал ее в пульсирующую на шее жилку.

— И больше не сердишься?

Откинувшись на спинку стула, Камерон вздохнул и покачал головой:

— Нет. Не можешь же ты ожидать, что мужчина равнодушно воспримет известие о том, что его ребенка бросили в лесу умирать?

Значит, вот так Камерон решил объяснить свое поведение? Пожалуй, другого объяснения она от него не дождется.

— Не могу, — согласилась она. — Это было очень жестоко.

— Потому что он смуглый и темноволосый, словно дьяволенок, с родимым пятном на животе — проклятием сатаны. — В голосе Камерона слышалась горечь, которую он не сумел скрыть.

Судя по всему, эти мысли причиняли Камерону боль. Эвери не удивилась бы, если бы узнала, что это сравнение с дьяволом вызывало у него тяжелые воспоминания. Камерон не был тем голубоглазым красавцем рыцарем, о котором мечтают все девушки. Он смуглый, угрюмый и не любит расточать комплименты. Многие наверняка удивились бы, узнав о том, что она смогла полюбить такого человека. А она смогла, причем так сильно, что не мыслит своей жизни без него. Погладив Камерона по щеке, Эвери с удивлением подумала, как это женщины не видят его строгой красоты, не замечают таинственного блеска его темных глаз.

— Выходит, я большая грешница, — прошептала она, — потому что всякий раз, как я вижу на твоем красивом животе эту отметину, меня так и тянет ее поцеловать. — Она положила руку ему на грудь и почувствовала, как Камерон вздрогнул.

Откашлявшись, он с трудом выговорил:

— Я еще никогда не отказывал своей возлюбленной в том, чего она хочет.

Эвери приятно было слышать слово «возлюбленная». Пусть он вспоминает о ней именно так, когда они расстанутся навсегда. Возлюбленная, которая сводила его с ума и каждым прикосновением, каждым поцелуем доставляла несказанное наслаждение. Это было бы великолепной памятью о ней. Пьянящей и сильной настолько, что, даже когда Камерон отошлет ее в Донкойл, он будет изыскивать способы ее увидеть. Опустившись на колени, Эвери покрыла поцелуями мускулистую ногу Камерона. Одну, другую, пока не почувствовала, как по телу его пробежала дрожь. Потом подняла подол его рубашки и стала целовать упругий живот, бедра, грудь. Наконец, хрипло застонав, Камерон легонько потянул ее за волосы, и Эвери догадалась: у него нет сил терпеть ее пьянящие ласки. Тихонько засмеявшись, она позволила ему взять то, что он так жаждал получить. Камерон, поднявшись, подхватил ее под мышки и, усадив на стул, начал ласкать ее груди. Она застонала от удовольствия. Он губами и руками разжег в ней страсть. Но, как ни восхитительны были эти ласки, ей хотелось почувствовать, как он входит в нее, как их тела сливаются воедино. Она больше не желала достигать сладостного наслаждения в одиночку. Схватив ее за талию, Камерон поднял ее со стула и начал медленно опускать на себя, словно времени у них было полным-полно, словно оба они не трепетали от яростного желания. Вцепившись руками в его плечи, Эвери взглянула на него. Глаза его были закрыты, голова запрокинута. На лице выражение такого острого наслаждения, что Эвери вновь почувствовала, как огонь страсти взметнулся в груди. К тому моменту как тела их слились, она уже содрогалась в экстазе. Несколько сильных ударов — и Камерон присоединился к ней в этом раю. Эвери обмякла в его руках. Она бросила взгляд на Камерона и совсем не удивилась, увидев, что тот распластался на полу. Она была настолько измучена, что с трудом могла дышать. Если ее родители занимаются этим уже более двадцати лет, удивительно, как они до сих пор живы, мелькнула в голове неожиданная мысль, и Эвери улыбнулась. Именно поэтому они часто смотрели друг на Друга жадным взглядом, после чего исчезали. Да и не только родители, судя по всему, обожали заниматься любовью. Иначе чем объяснить такое обилие родственников? Громкий стук прервал ее размышления. Эвери в ужасе уставилась на дверь, моля Бога, чтобы она оказалась запертой.