— Да, давайте работать!

Апраксина слушала Георгия Бараташвили с жалостью и иронией, хотя и стараясь ни того, ни другого не показывать. В холодной и пустой следственной комнате мюнхенской криминальной тюрьмы в предместье Гизинг, сидя на неудобном жестком стуле, под перекрестными взглядами и вопросами инспектора Миллера и графини Апраксиной, он уже не выглядел ни горным орлом, ни мокрой курицей: скорее, уж если продолжать орнитологические сравнения, бедняга старался изобразить обликом и нравом кроткую голубку. На его смуглом горбатом носу красовался розовый пластырь. Он с готовностью и подробнейшим образом, глубоко и сокрушенно, со стоном, вздыхая, будто удивляясь собственным порочным наклонностям, поведал о том, как ему впервые пришла мысль сделать своей профессией доставку в Германию дешевой рабочей силы из Восточного блока; он уверял инспектора и графиню и, кажется, сам изо всех сил старался в это поверить, что двигало им одно лишь желание помочь людям вырваться из-под власти тоталитаризма, обрести какое-то пристанище и хотя бы самые скромные средства к существованию. Еще сидя в камере, Бараташвили старательно подготовил список лиц, которых он нелегально переправил в Германию в течение последних трех лет, назвал все места их работы и имена работодателей. Десятки вполне добропорядочных жителей Мюнхена и Баварии, оказывается, с радостью брали на работу горничных, кухарок, садовников, строителей, шоферов, нянек и сиделок без каких-либо документов на право пребывания в Германии и на работу. И платили им соответственно — то есть почти ничего не платили, предоставляя кров и питание.

Отдельный список, заставивший Апраксину нахмуриться и поджать губы, составляли девушки, которых Бараташвили пристроил («Конечно, только временно, не подумайте плохого!») в публичные дома, в основном в Гамбург и Франкфурт-на-Майне, где у него были соответствующие связи. На вопрос Апраксиной, как он мог поступать таким образом со своими соотечественницами, Бараташвили ответил: «Они шли туда по своей доброй воле!» Он особо подчеркнул, что эти девушки получали гораздо больше тех, кто пошел в кухарки, няньки и сиделки.

Не дожидаясь вопросов, он поспешил сообщить и адреса своих венских сообщников, помогавших ему переправлять в Германию израильских граждан, бывших граждан СССР, решивших не искать счастья на исторической родине.

Миллер задавал вопросы, Бараташвили прилежно отвечал, Апраксина переводила, успевая еще и вести протокол с помощью ноутбука. Время от времени Бараташвили забывал о том, что он будто бы плохо владеет языком, и бодро переходил на немецкий. Потом спохватывался и возвращался к своему русскому, слегка утрируя свой грузинский акцент.

— А что вы можете сказать о Наталье Беляевой? — спросил инспектор Миллер.

— Наталье Беляевой? — Брови Георгия Бараташвили резко подпрыгнули под кудрявую, спадавшую на лоб челку. — Вы, наверное, хотели сказать, о Татьяне Беляевой? Татьяна, Таня, Танечка — одна из моих новых протеже, но ее я никуда не собирался устраивать: мне самому как раз нужна была женщина присматривать за моим загородным домом.

— Вашим домом? — переспросила Апраксина. — А я слышала, что это дом покойной княгини Кето Махарадзе. Или я ошибаюсь?

— Нет, вы не ошибаетесь. Это действительно дом покойной княгини, и мне понятно, почему вы удивились, когда я сказал «мой дом». Но видите ли, тетушка давно разрешила мне им пользоваться и даже обещала оставить мне его в наследство. Правда, как выяснилось, княгиня Кето завещания не составила, не успела, и все ее имущество будет передано старой княгине Нине, как следует еще по завещанию ее сына, Вахтанга Махарадзе. Но я уверен, что бабушке Нине он ни к чему, и она позволит мне по-прежнему им пользоваться.

— Может быть, все может быть, — сказала Апраксина, но добавила мрачновато: — Если только вам не придется поменять место жительства в ближайшее время.

Недоумение скользнуло по лицу Бараташвили, и было совершенно очевидно, что намека графини он не понял.

А инспектор между тем гнул свое.

— Нет, нас все-таки интересует не Татьяна Беляева, а ее сестра Наталья Беляева. Нам известно, что вы с нею были близкими приятелями.

— Близкими приятелями? Да вовсе нет! Мы случайно познакомились во время одной из моих поездок в Москву: она работала гидом в гостинице, где я в тот раз остановился. Мило провели один-два вечера, и она по-дружески попросила меня оказать ей услугу — подыскать жениха в Германии. Девушка она была яркая, язык немецкий знала, замужем не была — почему бы и нет? Я дал объявление в газету, и жених скоро нашелся: пенсионер-вдовец, которому нужна была молодая и непривередливая подруга, чтобы скрасить его одинокую старость.

— Вы получили гонорар за устройство этого брака?

— Да, получил. А что в этом плохого? Разве это не благородный поступок — подыскать партию одинокому мужчине или женщине?

— Однако каждый доход в Германии облагается налогом, — заметил Миллер.

— Только если это постоянный заработок или крупный гонорар! — горячо возразил Бараташвили. — А если это всего лишь подарок за дружескую услугу? Знаете, инспектор, как это бывает между своими людьми: у одного возникает проблема, у другого есть возможность эту проблему разрешить, и если все складывается удачно, то почему бы принявшему дружескую услугу не вознаградить оказавшего ее? Милая молодая женщина попросила найти ей жениха, я его нашел, брак состоялся, и я с легким сердцем принял от счастливой новобрачной небольшое вознаграждение.

— Сколько именно?

— О, да я даже не помню! Какая-то малость…

— А муж ее ничего вам не заплатил?

— Гм… Да нет, он только угостил меня ужином в хорошем ресторане.

— Выходит, даже потертые немецкие женихи ценятся на брачном рынке выше молодых русских невест, — заметила Апраксина.

— Ну, такова реальность, графиня! — чуточку цинично усмехнулся Бараташвили.

— А как звали мужа Натальи Беляевой? — спросил инспектор Миллер.

— Ее мужа? Гм… А вот, знаете, совершенно вылетело из головы! — Бараташвили похлопал себя по лбу. — Увы, не могу припомнить! Какое-то очень простое и распространенное немецкое имя. Да и знакомство наше с ним было весьма коротким: я дал ему адрес Натальи в Москве, он поехал с нею знакомиться, по возвращении отблагодарил меня ужином, а дальше они уже справились без меня. И на этом наше знакомство закончилось. — Апраксина и Миллер насторожились, но Бараташвили продолжал: — Правда, недавно я снова видел Натальиного мужа, но уже совершенно случайно. Наталья Беляева провела почти сутки в моем доме, им надо было встретиться с сестрой: выяснилось, что Наталья и ее муж улетают в Нью-Йорк. На другой день я отвез Наталью в Блаукирхен, чтобы посадить на электричку, идущую в Мюнхен. На платформе ее ждал муж. Я бы и не узнал его, ведь прошло несколько лет после заключения их брака, но Наталья сама сказала мне: «А вон стоит мой муж! Не выдержал, примчался. Ну и хорошо, значит, я поеду с ним на его машине, а не на электричке!» Она поблагодарила меня за гостеприимство, еще раз попросила помочь Татьяне и пошла к своему мужу, а я отправился к своей машине.