Я постучался в каюту Ситтона и, услышав разрешение, вошел. Капитан, сидя за столом в лунном сиянии, ярко озарявшем его каюту, что-то писал в судовом журнале.

– Доброй ночи, сэр, – сказал он. – Скоро должны показаться Канарские острова.

– Канарские острова, – мечтательно повторил я. – Сущий рай, как я слышал…

– Совершенно верно, сэр, – ответил Ситтон, ни на миг не отрываясь от своего занятия. – Однако это испанские владения, а испанцы нас особо не жалуют. Так что останавливаться там не будем – запасов пресной воды хватит нам до Кейптауна…

– Отлично, – сказал я, после чего сразу же приступил к делу, за которым, собственно, и зашел: – Джон, долгое время всех будоражит вопрос о существовании Северо-Западного морского прохода, позволяющего существенно сократить путь из Западной Европы в Восточную Азию – как в нашем случае, из Китая в Англию, без длительного обхода Африканского континента… Этот путь должен лежать через Ледовитый океан по проливам Канадского Арктического архипелага. В настоящее время для судоходства открыт пролив Дейвиса и море Баффина, Гудзонов пролив, Гудзонов залив и бассейн Фокс…

Я показал на карте данные названия одно за другим. Ситтон, отвлекшись от своего занятия, с неподдельным интересом слушал меня.

– Так вот, еще обучаясь в академии, я неоднократно слышал полемики по этому вопросу, и мой отец также много говорил о нем. Баффин вынес вердикт, что никакого прохода не существует и не может существовать, но на нынешний момент очень многие известные в Королевском Географическом Обществе люди оспаривают это мнение, и многие просто уверены, что он допустил ошибку в своих суждениях, – продолжил я. – Я знаю, что еще ни один корабль до сих пор не смог опровергнуть его слова, но только потому, что арктические льды никому не дали это сделать, так как попытки найти проход совершались в неблагоприятное для этого время. И очень многие уверены в существовании этого прохода, так же как уверен в этом я, и согласны, что в условиях летнего сезона, когда проход свободен ото льда, его возможно пройти за один сезон…

Ситтон положил перо на стол и, посмотрев на меня, произнес:

– Теоретически это предприятие представляется вполне осуществимым, но вот на практике, сэр, эта задача еще не выполнялась никем…

В этот момент наш начавшийся было разговор внезапно прервали – с марса раздался тревожный крик, и в ту же секунду на баке забила рында. Ситтон резко выпрямился, вздрогнул и я, прислушиваясь.

– Шквал прямо по курсу, – проревел боцман, с грохотом пробегая мимо по палубе. – Полундра!

Ситтон вскочил, едва не опрокинув стол, и стремглав вылетел из каюты, я опрометью кинулся к выходу следом за ним и в момент вылетел на палубу.

Весь корабль наполнился топотом ног и отборной бранью.

– Убрать паруса! – орал Ситтон. – Задраить люки…

На судно издали надвигался какой-то смутный гул, который стремительно приближался. Выскочившие на палубу люди моментально разделились: одни с ловкостью обезьян полезли на ванты и разбежались по реям; другие бегом рванули, рассыпавшись, по палубе. Кто-то грубо отшвырнул меня с дороги, но я слишком был взволнован в тот момент, чтобы обратить внимание на это.

Стремительно я слетел вниз в свою каюту, крикнул перепуганной Элизабет: «Шквал! Сейчас тряхнет! Держись!» – и ринулся закрывать окна, после чего снова вылетел на палубу. Успел я вовремя – боцман Обсон захлопнул крышку люка прямо за моей спиной. Можно сказать, что я успел выскочить в сужающуюся щель.

– Готовься! – крикнул Ситтон, и в тот же момент резкий порыв ветра обрушился на судно. Лунный свет в секунду померк, в снастях оглушительно засвистело, силой ветра меня едва не сбило с ног, чудом я успел ухватиться за кольцо рым-болта в основании фок-мачты.

«Октавиус» повалило на левый борт, так что вода плеснулась через планширь, потом он снова выпрямился, встал на дыбы – и со всего размаха врезался утлегарем в чудовищный белый гребень огромной волны. Все судно отбросило назад, его вновь положило, теперь уже по самый борт. Целый поток хлынул через нос, прокатившись по баку и шкафуту, сметая с палубы все, что попалось на его пути. Кольцо выскользнуло у меня из рук, я, кувыркаясь и барахтаясь в воде, покатился по палубе, тщетно пытаясь зацепиться хоть за что-то. И меня непременно смыло бы за борт, если бы кто-то не успел схватить меня за шиворот, как котенка за шкирку. Через секунду я клещом вцепился в леер. Шхуна металась во все стороны, словно разъяренная змея, весь корпус трещал и стонал как живой. Нас мотнуло еще пару раз, и все стихло – шквал миновал на судно и, подобно злому демону, понесся сеять смерть и разрушения дальше. Вокруг снова установилась тихая лунная ночь – будто ничего и не было. Только слышно было, как вода с шипеньем и плеском лилась через шпигаты за борт… Через несколько секунд я вздохнул с облегчением: «Пронесло!». На корабле загудел нестройный гул голосов, послышалась приглушенная брань, кое-где прозвучал смех. Ситтон устроил короткую перекличку и, убедившись, что все на месте, сказал:

– Все в порядке, хозяин!

И вполголоса добавил:

– В следующий раз будьте осторожны, вас чуть не смыло за борт…

– Спасибо, – промямлил я и, чтобы скрыть неловкую ситуацию, выкрикнул: – Всей команде без исключения выдать дополнительную порцию рома!

Мои слова были встречены всеобщим одобрением, после чего я, отказавшись от услуг бдительного Ингера и провожаемый насмешливым взглядом Син Бен У (по всей видимости, уже бывавшего в подобных переделках), спустился в каюту. Элизабет, сидя на кровати и прижимая к груди платье, расширенными глазами смотрела на меня.

– Что это было? – спросила она со страхом. – Так начало бросать, и все посыпалось вокруг…

– Шквал, – ответил я. – Внезапно налетел шквал. Но все миновало, и мы в полном порядке. Вот что такое океан, дорогая, – нрав его крайне коварен.

Элизабет облегченно вздохнула, и я, присев на кровать, обнял ее…

После этого ночного происшествия никаких особых казусов больше не приключалось, хотя признаюсь, что даже ливерпульская буря показалась мне пустяком по сравнению с этими страшными мгновениями. Все мои былые познания, полученные за время так и не завершенного обучения, развеялись как дым: я наглядно убедился, насколько белую ворону представлял я из себя по сравнению даже с судовым врачом. Ситтона я теперь слушался беспрекословно – корабль был полностью вверен ему, и я подписывал не глядя все предъявляемые мне сметы расходов по плаванию. Он никак не злоупотреблял этим. Средних лет, невысокого роста, с мягкими чертами лица, этот человек редко повышал голос при разговоре и на первый взгляд совершенно не соответствовал своей профессии, походя больше всего на священника или пастора. Про него говорили, что он и в самом деле вырос в семье священнослужителя, и это несомненно отложило отпечаток на его манеры и поведение – он был несколько замкнут и не лишен причуд. Однако грамотности и решительности в морском деле ему было не занимать – эпизод со шквалом только лишний раз доказал это.