Варвары, для которых важнейшими понятиями были честь, слава, сила, любовь, достоинство и храбрость, высоко ценили отрицание власти и шлифование событий под собственные желания. Среди их богов и героев встречаются такие непокорные и непредсказуемые персонажи, как Лемминкяйнен и Пэк.

Варварские сказки, как и саги, восхваляют героев. Они показывают, как удача зависит от определенных свойств, особенно от чистого сердца, не ищущего скорой и высокой награды. Эта чистота часто подвергается проверке – от оказания помощи слепому нищему калеке, который оказывается переодетым богом, до необходимости излечить и накормить несчастное животное, которое потом приходит на помощь в самый нужный момент.

Героями многих из этих историй являются сверхъестественные (необычные, магические и не поддающиеся объяснению) «люди» – феи (в том числе королевы фей и феи-крестные), воплощения богов, демонов и джиннов. Люди, особенно герои или те, кто стремится стать героем (такие как Зигфрид, хотя это относится и к Аладдину), подчиняют себе этих сверхъестественных существ с помощью магических колец, поименованных мечей, заклинаний или просто своего благородства. Все это влияет на их судьбы, и удача оказывается на их стороне. Они побеждают в битвах, имея на то лишь мизерные шансы, восходят на высокие пики и убивают бессмертных драконов и чудовищ. Племенным жителям такие истории и не снились. По их мнению, удача сопутствует тем, кто лучше подготовлен к бою.

Человек бесконечно изобретателен, у нас даже есть истории, в которых самым выдающимся героям есть кого противопоставить – сидхи, семифутовые эльфы из ирландского фольклора, а также романа «Дамы и Господа», дьявол, выкупающий души и не отпускающий их даже после покаяния, великий визирь и враги Джеймса Бонда.

Для нашей дискуссии об историях наиболее интересны характеры этих антигероев. Однако у них нет характеров. Эльфы – это высший народ, но их жизни не находятся в их власти: они просто изображаются прямо противоположными тем, какими их хотели бы видеть люди, особенно герои. Нас не интересуют людские качества канонических врагов Джеймса Бонда: все они либо бессмысленно жестоки, либо жаждут власти, не неся ответственность за свои действия и не признавая границ. Они ничтожны, лишены творческой фантазии и ничему не учатся. Иначе кто-нибудь застрелил бы Джеймса Бонда из простого револьвера много лет назад, если бы знал, что случилось с остальными, кто положился на лазерные лучи и циркулярные пилы. Но прежде всего этот кто-то снял бы с руки Бонда часы.

Ринсвинд назвал бы эльфов «крайними феями», ведь они тоже не рассказывают друг другу историй или, точнее, рассказывают одну и ту же старую историю.

Вполне естественно полагать, что в основе историй лежит язык, а причинно-следственные связи устроены иным образом. Грегори Бейтсон в своей книге «Разум и природа» посвятил несколько глав языкам и тому, что мы привыкли о них думать. Однако он допустил красивую ошибку в самом начале. Он начал с рассмотрения «внешней» стороны языка по аналогии с химией. Он писал, что слова – это языковые атомы, фразы и предложения – молекулы, или соединения атомов, глаголы – реактивные атомы, связывающие существительные между собой, и далее в том же духе. Он рассуждает об абзацах, главах, книгах… и художественной литературе, которую весьма убедительно нарекает венцом человеческого языка.

Бейтсон демонстрирует нам сценарий, в котором публика наблюдает за убийством на сцене, но никто не бежит звонить в полицию. Затем меняет форму повествования и прямо обращается к читателю. Он пишет, что, почувствовав себя довольным вступительной главой о языке, решил вознаградить себя походом в Вашингтонский зоопарк. Чуть ли не в первой клетке у ворот находились две обезьяны, которые, играясь, боролись, и пока он за ними наблюдал, вся стройная система, которую он расписал, разошлась по швам. У обезьян не было ни глаголов, ни существительных, ни абзацев. Но они свободно понимали истории.

О чем это нам говорит? Не только то, что мы можем переписать у себя в голове сцену с начальником. И даже не только то, что мы можем пойти к нему и обсудить произошедшее. Наш важнейший вывод заключается в том, что различие между историей и реальностью лежит в основании языка, а не в его вершине. Глаголы и существительные – лишь наиболее возвышенные из его понятий, а не изначальный сырой материал. Мы не усваиваем истории посредством языка – мы усваиваем язык посредством историй.

Душной ночью магия передвигалась бесшумной поступью.

Одна сторона горизонта окрасилась красным от заходящего солнца. Мир вращался вокруг центральной звезды. Эльфы этого не знали, а если бы и знали, едва ли это их волновало бы. Их никогда не волновали подобные вещи. Во многих странных уголках Вселенной существовала жизнь, но эльфам и это не было интересно.

В этом мире возникло много форм жизни, но ни одну из них до настоящего времени эльфы не считали достаточно сильной. Но в этот раз…

У них тоже была сталь. Эльфы ненавидели сталь. Но в этот раз игра стоила свеч. В этот раз…

Один из них подал знак. Добыча уже была совсем рядом. Наконец ее заметили – та кучковалась у деревьев вокруг поляны, напоминая темные шары на фоне заката.

Эльфы собирались вместе. А затем они начали петь, причем так странно, что звуки попадали напрямую в мозг, минуя уши.

– Уфффффф! – вырвалось у аркканцлера Чудакулли, когда тяжелое тело приземлилось ему на спину, прижало ко рту ладонь и попыталось оттащить в длинную, влажную траву.

– Слушай меня внимательно! – шикнул голос ему в ухо. – Когда ты был маленьким, у тебя был одноглазый кролик по имени мистер Большой челнок. На твой шестой день рождения брат стукнул тебя по голове моделью лодки. А когда тебе исполнилось двенадцать… тебе о чем-нибудь говорит фраза «веселая шлюпка»?

– Уммфф!

– Прекрасно. Так вот, я – это ты. Мы совершили одну временную штуку, о которых все время говорит мистер Тупс. Сейчас я уберу руку, и мы вместе тихонько уберемся отсюда, чтобы эльфы нас не заметили. Понял?

– Умм.

– Молодец.

Где-то в кустах декан секретничал сам с собой:

– Под потайной доской в полу в твоем кабинете…

Думминг в это время шептал:

– Я уверен, мы оба понимаем, что этого не должно быть…

Единственным волшебником, не беспокоившимся о всяких секретах, был Ринсвинд, который просто хлопнул себя по плечу и ничуть не удивился встрече с самим собой. За свою жизнь он повидал немало такого, что было гораздо удивительнее, чем его собственный двойник.

– А, это ты, – произнес он.

– Боюсь, что так, – хмуро ответил он.

– Это ты только что появлялся, чтобы сказать мне задержать дыхание?

– Э-э… Возможно, но мне кажется, я заменил себя другим собой.

– А-а. Думминг Тупс опять говорит о квантах?