– Она счастлива видеть тебя, – произносит Спенсер. – Счастлива, что мы вместе.

Думаю, в нормальных обстоятельствах его мама уже бы крутилась на кухне, и я болтала бы с ней без умолку, помогая расставлять чайный сервиз. Мы стали бы самыми настоящими подругами. И я любила бы её…

– Я тоже очень рада встретиться с вами. Спенсер замечательный, и я очень люблю его. Вы даже не представляете, насколько. – У Вайолет расширяются зрачки, она мечется взглядом, между нами.

– Любишь? – Я прикрываю глаза, понимаю, что сболтнула лишнее. Не таким образом я хотела бы рассказать о своих чувствах, второй раз я произношу все не верно.

– А ты сомневался? – Спенсер стаскивает с шеи галстук и бросает на кресло, сам садится на подлокотник.

– Мама уже, наверное, благословляет нас, посмотри в её счастливые глаза. – Он как всегда серьёзен и напряжен. – Мам, вот и пришёл момент, когда не ты одна любишь своего бестолкового сына.

– Что ты говоришь? – Я встаю и иду к нему, он при этом отворачивается к окну и замолкает.

Все, что мне остаётся, опустить голову и вернуться на место рядом с Вайолет. Сегодня он странный, вроде внимательный, но в то же время бесконечно далёкий и даже не досягаемый. Его мама немного двигает пальцем, и я сразу обращаю на неё внимание.

– Не… – она набирает в лёгкие воздух, немного вытягивает шею, произносит парочку звуков пока у неё не приходит слово, – … бойся.

– Я больше ничего не боюсь, – произношу я совсем тихо. – Уже нечего бояться. – По моей щеке скатывается слеза, затем вторая, и я поспешно их стираю. Эта женщина будто заглянула ко мне в душу и увидела, что в ней происходит. Прочувствовала мои страдания. Как я переживаю за её сына, что будет с ним, если вдруг я стану причиной его заточения. Мне надо сделать себе план, а лучше два, чтобы, если не сработает один, я смогла воспользоваться другим.

– Я думаю, мама устала. – Женщина закрывает глаза, то, как нежно её целует сын, пронизывает меня насквозь. Они словно перевязаны одной нитью, что тянется длинной в жизнь. Нежные отношения и всесильная материнская любовь. Я встаю, чтобы оставить их немного наедине, выхожу за дверь и прислоняюсь к стене больницы. Гробовая тишина в самом одиноком пристанище человека. За какие грехи тебя стягивает настолько, что ты становишься не способным передвигаться, обречённым на обездвиженность? Что они чувствуют, когда смотрят в эти пустые окна? Глядя на голубое небо и мимо пролетающих птиц… Может они осмысливают свои поступки или вспоминают все хорошее, что с ними было? Или мечтают снова почувствовать себя живыми и нужными…

Мимо меня проходит девушка с серебристым подносом, на котором расположены в ряд шприцы и таблетки в одноразовых стаканчиках. Она мило улыбается мне, стучит в дверь, в момент, когда из неё выходит Спенсер.

Он останавливается около меня, мы обмениваемся известными только нам флюидами, тем, что зажигают в нас огонь жизни. Пропитываемся друг другом, одним касанием от которого наполняешься желанием дышать. Я понимаю насколько ему тяжело, у Спенсера осталась одна мама, и она безумно его любит, как и он её. Хотелось бы на себе ощутить эти моменты, которые, к сожалению, не происходят в моей жизни. По крайней мере, не с моей мамой.

Мы выходим из здания. Наше такси давно уехало. А значит, приличное расстояние, которое мы проехали, придётся снова преодолеть на такси. Мы сейчас находимся в пригороде, и вряд ли здесь есть пафосные места, чтобы оценивать то, как я выгляжу. Солнечные лучи пригревают мою кожу, хочется подставить своё лицо и наслаждаться этим мгновением. Я так давно не была на всевозможных прогулках, кожа выглядит бледной и прозрачной. Вены на руках выступают темными линиями, кожа, как тонкий пергамент, просвечивает насквозь.

Я иду рядом со Спенсером, мы оба молчим. Понятия не имею, что сейчас должна сказать, он погрузился в себя. Разрушать то, чем он отгородился от меня, не правильно… Иногда человеку необходимо побыть наедине с собой, хотя бы мысленно. Мы заходим в уютное кафе, из старого проигрывателя звучит мелодия далёких лет. Отправляюсь помыть руки, оставляю возможность заказа мужчине.

Когда я возвращаюсь, кажется, что Спенсер стал ещё мрачнее тучи. Он поднимает на меня глаза, взгляд тяжёлый и тёмный. Так обычно выглядят психи при виде своей жертвы, зрачок расширен, тело недвижимо, как перед рывком у тигра. Мне сразу становится неуютно, и я старательно делаю вид, что не замечаю изменений. Аккуратно присаживаюсь напротив него, протягиваю руки и глажу его пальцы. Пока звуки фортепьяно сменяются глубоким мужским голосом, я замираю, когда он встаёт передо мной.

– Потанцуй со мной, – он не спрашивает, это приказ. Я осматриваю немноголюдное помещение, которое не имеет танцевальной площадки, насколько мы себе это можем позволить. – Давай, Лорена.

Я нехотя встаю, отдёргиваю края платья, снимаю с плеч его пиджак и становлюсь напротив него. Сильные руки ложатся на мою талию, прижимают меня к себе, и он начинает раскачиваться в темп медленной песни.

Я правил миром этими руками.

Я спустил небеса на землю.

Я отправил богов на покой.

У меня был ключ от царства,

А львы охраняли стены замка.

Да здравствует царь смерти!

Тогда я все потерял, мёртвый и разбитый.

Я прижат к стенке, изрезан.

Я просто пытаюсь дышать, пытаюсь понять,

Ведь я строил эти стены,

Чтобы смотреть, как они рушатся.

Я сказал, что все потерял.

Кто теперь спасёт меня? – поёт он слова песни мне на ухо.

Я даже не успеваю сообразить, как начинаю гладить его волосы на затылке, успокаиваю, не позволяю провалиться в эту яму мрака и неизбежности.

– Я спасу тебя. – Заглядываю в его затуманенные глаза. – Я помогу тебе, Спенсер, обещаю.

Мне страшно, когда он произносит подобные слова, даже если это лирическая баллада. Она слишком не подходит нам. Он знает, что я спасу его, при любом раскладе я останусь с ним. Сделаю все, что угодно. Он вытягивает одну руку, закручивает меня в танце, прижимает к себе спиной.

– Я был на вершине…

Ещё одна война… война.

Ещё одна жемчужина на королевской короне.

Я боялся людей,

Но был слеп, не видя мира, что передо мной.

Но теперь я вижу… – он будто не слышит меня, продолжает подпевать песне.

Я освобождаюсь из его рук, дёргаю за рубашку так сильно, что он отступает на шаг назад.

– Я спасу тебя, слышишь!? – Он берет меня за руку, раскрывает мою ладонь вверх и целует её.

– Думаю, однажды твоя жертвенность тебя убьёт, – произносит он.

Я едва не сбиваю официанта, когда отшатываюсь, нечаянно задевая человека. Спенсер стал говорить загадками, но что именно он имеет в виду, знает только он. Мне же приходится смиренно ждать, когда же мне откроются все секреты. Но страшно то, что я не очень хочу, чтобы они появились на свет, не хочу видеть, как разрушаются мои песочные замки, которые я настроила для себя. Я и без того знаю, что он не принц моего романа, все быстротечно и мимолётно, чтобы он ни говорил. Но так хочется верить в постоянство этих моментов. Поэтому не хочу знать тайны, мне они ни к чему.