Спенсер останавливается и внимательно следит за тем, как я надрывно рыдаю, он не делает попыток пожалеть меня или прижать к себе. Я громко рычу от негодования.

– Я не хотела возбуждаться от его прикосновений. Но, видимо, таким образом я и сошлась с тобой. Мне нравится грубость. Но не насилие! Не смотри на меня так. Не делай этого осуждающего взгляда! – ору я. – Я не виновата, что тот первый раз, когда меня изнасиловали в машине, сделал меня такой. Но я не хочу повторений. Именно с тобой я чувствую себя защищённой. Ясно?! И если сейчас они тебя посадят, меня убьют, и ты знаешь об этом не хуже меня.

– Почему ты не думаешь, что все это время это был не я? – сдавленный глухой голос мужчины заставляет подойти меня ближе к нему.

– Потому что ты меня любишь так же, как и я тебя. – Снова эта дурацкая волна возбуждения, как только он хватает меня за волосы на затылке и притягивает для горячего поцелуя. Мне достаточно одного укуса моих губ, чтобы убедиться, я права.

Громкий сигнал автомобиля заставляет нас оторваться друг от друга. Спенсер открывает для нас двери, я сажусь первой, затем он. Таксист ожидает, когда мы сообщим адрес, куда нас доставить.

– Я хочу познакомить тебя с моей мамой. Давай сделаем это? – Моим ответом является ещё один поцелуй, на этот раз короткий.

Если весь мир наполнен хищниками, и Спенсер один из них… Я готова стать его жертвой.

Я представляла себе больницу со снующими людьми, работниками или посетителями. Что-то, что наводило бы на определенные мысли: здесь люди-инвалиды. Но такого не было: посетители словно и не появлялись здесь, не было потёртостей от обуви или гула голосов, по крайней мере, их было слишком мало для такого количества лежащих здесь людей. Те, кто отправляется сюда, обречены на одинокую смерть. И если вспомнить, сколько раз здесь бывает Спенсер, он единственный посетитель этой клиники.

Очень аккуратное здание в два этажа, окрашенные и даже обклеенные стены – все будто новое. Приветливый персонал и чистота без каких-либо примесей запахов. Наспех стягиваю волосы на макушке резинкой, поправляю платье, закрывшись в одном из служебных туалетов. Макияж, остатки роскоши после моей прекрасной подготовки к вечеру. Все, что осталось на моем лице, это кусочки не осыпавшейся до конца туши. Мне следовало переодеться для первой встречи с его мамой. Но все случилось слишком сумбурно. Отступать я не хотела, может, это будет единственная возможность встретиться с ней. На моих плечах пиджак от смокинга Спенсера, в какой-то момент он укрыл меня им, когда я уснула. И теперь запрещает снимать. Думаю, надеть вязаное платье было действительно идеальным решением, оно нисколько не помялось, и я чувствую себя более уверенно. Влажными руками провожу по щекам и под глазами. Отрываю салфетку из рулона и тщательно вытираю.

Спенсер стоит за дверью, оперевшись плечом о стену, и скрестив свои ноги, это уже такая родная поза. Со скучающим выражением лица он смотрит в сторону поста на человека, подписывающего какие-то документы.

– Эй. – Трогаю его за рукав белой рубашки, галстук свисает по обе стороны его шеи длинными тонкими верёвками.

– У него мама умерла, подписывает согласие на вывоз тела. – Я снова смотрю на мужчину вдалеке, он не просто стоит там: плечи поникшие, голова подрагивает. – Он пять лет приезжал к ней. Говорили, что она умрёт, прогнозировали. Он говорил, что готов к этому, и вот тебе слезы случившегося ужаса. К этому никогда невозможно подготовиться.

– А тебе стоит это делать? – Он опускает глаза в пол, затем прищуривает их.

– Я даже не стану стараться. У меня не выйдет. – Он протягивает руку, пока я утопаю в его пиджаке. – Ты все сама увидишь.

Светло-коричневая дверь открывается от мягкого толчка. Мы проходим внутрь, комната наполнена дневным светом, кровать полностью развёрнута к окну. Хотя на стене висит телевизор, человек, лежащий перед нами, видимо, не интересуется им. Я немного прячусь за спину Спенсера, пока мы подходим к его маме, нам приходится закрыть женщине обзор на голубое небо своим появлением.

Его мама невероятно красивая, кажется, что передо мной предстала пожилая Грейс Келли, только с темными волосами и редкими седыми прядями. Руки в неестественном положении сжаты на груди, пальцы, кажется, немного вывернутыми и будто слипшимися между собой. Женщина полулежит, наверно, так будет правильней назвать эту позу, все, что шевелится – это её глаза. Она замечает нас, и её взгляд мечется от меня к Спенсеру.

– Сы-нок, – она очень плохо выговаривает слова, словно у неё не раскрывается полностью рот.

Спенсер сжимает мои пальцы, поглаживая своими.

– Мама, это моя Лорена. Лорена, это миссис Вайолет Уолли. – Она, наконец, смотрит на меня, – никогда не представляла, что бывает лицо без эмоций, – только нежный взгляд матери выдаёт её чувства. Мне немного страшно вообще что-либо произносить, поэтому я сначала слегка киваю, потом для чего-то выхожу вперёд и глажу её по ледяным выкрученным рукам.

– Приятно познакомиться с вами, – меня едва слышно, ещё ни разу в жизни не приходилось знакомиться с мамами бойфрендов. Если меня не подводит память, со всеми этими событиями, моя жизнь вообще мне кажется виртуальной игрой «Убеги».

Женщина открывает рот, и я не могу разобрать ни слова из того, что она сказала. Это похоже на то, как ребёнок учится произносить звуки.

– У мамы после инсульта проблема с речью, и несколько лет назад начал прогрессировать остеопороз. К сожалению, лечение не принесло успеха, в связи с отсутствием возможности передвигаться, – объясняет Спенсер.

Ледяные пальцы, которые я все ещё глажу, вздрагивают, тянут слабо меня на себя. Я придвигаюсь ближе, Спенсер подносит мне стул, сам отходит в дальний угол, и наблюдает за нами. Женщина дрожащими согнутыми пальцами, словно из последних сил, прикасается к моей коже и долго смотрит в глаза. Тревожность из них уходит, кажется, я ей нравлюсь. Она немного ещё подтягивает меня к себе, я наклоняюсь практически к её носу, и она целует меня в щеку. Начинаю часто моргать, едва не расплакавшись. Моя мама никогда так не делает, а этот человек видит меня впервые и так мило со мной обращается. Её руки ослабевают и опускаются на худое тело. Теперь приходит мой черед её целовать в обе холодные щеки.

– Ты ей очень нравишься. – Я оборачиваюсь к мужчине, все ещё сидящему поодаль. – Правда, мам?

Она едва кивает, губы не слушаются её, и по щекам стекают слезы. Я нервно ищу поддержки у Спенсера. Он подходит, вытирает глаза мамы салфеткой, целует её в обе щеки и лоб.

– Я нашёл её, мама, – говорит он ей, но смотрит мне в глаза. – Нашёл.

Улыбаюсь ему, мне приятно, он будто подтверждает мои слова, брошенные ему на улице перед участком. На самом деле, я безумно рада, что нас свела вместе судьба. И то, что он знакомит меня со своей мамой, даёт мне надежду на нечто большее. В последнее время именно это он мне и доказывает своими поступками.