Но сегодня, кажется, любопытство женщины было вознаграждено — она увидела в безликой толпе человека, которого узнала бы, где бы ни встретила. Этот гордый профиль князей Поплавских — теперь она точно знала, кто был отцом Яна. После того как погиб её отец, она некоторое время жила в поместье у князя Данилы, и он рассказывал ей о встрече, как он думал, с покойным сыном, все ещё таким же молодым, каким когда-то он ушел из отчего дома…

Ян Поплавский! Она ничуть не удивилась, увидев его среди заключенных. Большевики будто нарочно изводили в лагерях самых лучших представителей мужского населения России, превращая их в бесплотные тени, шатающиеся от голода, или ломали, делая трусами и стукачами.

Только непонятно, чего вдруг она так засуетилась? Пятнадцать лет прошло с тех пор, как она его видела… или себя видела в его объятиях. Ее отец умер при странных обстоятельствах, когда остался с этим Поплавским наедине, но никаких ран или ушибов на теле не было обнаружено. Врач сказал, Зигмунд Бек умер от разрыва сердца…

А если Ян причастен к его смерти, значит, Юлию взволновал убийца её отца?… Нет, отец был не по зубам тому сопляку, каким пришел в их замок сельский хлопец Ян Поплавский.

Как он возмужал! Теперь это не просто смазливый мальчишка, это красавец-мужчина, который выделяется своею статью даже в такой многочисленной толпе! Уж его никак нельзя сравнить с кривоногим коротышкой Аполлоном…

Колонна прошла, а она все стояла у окна, как будто за ним крутили картинки из её юности, странные, причудливые, так до конца ею и не понятые.

Тогда она пребывала в некоем оцепенении — что-то сделал с нею холерный Ян. Что — она не знала до сих пор, хотя и помнила, как соединялись они, будто два зверя, спаривались, чуть ли не рыча от удовольствия, и Юлия даже не вспоминала о своем положении и происхождении, став покорной игрушкой в его руках…

Тогда отец вызвал её к себе, крутил перед носом большим серебряным крестом, заставлял подолгу на него смотреть — она потом почти ничего из общения с отцом не помнила.

Папаша заставил её запрячь двуколку и отправил со слугой к родственнице прочь из дома, а когда она вернулась, его уже не было в живых.

Князь Данила, старый проказник. Старый не старый, а прыти у него тогда было поболе, чем у другого молодого. Юлия поняла, в кого таким шустрым оказался Ян, что и её в постель затащил, и между делом успел с горничной Беатой побаловаться.

Князь Данила, наверное, уже дряхлый старик, а его внук в самом расцвете мужской красоты. Мало кто из женщин может похвастать, что она спала и с дедом, и с внуком…

Как, однако, взбодрило её одно лицезрение Поплавского! И ведь видела его всего несколько мгновений, издалека… А вдруг Юлия обозналась? Может, накануне слишком долго смотрела на огонь камина, вот и мерещится всякое…

Надо будет спросить у Аренского, но так, чтобы не узнал Аполлон. Он ревнивый и в ревности неистовый, как все недомерки. Долго раздумывать не будет, изведет Янека прежде, чем… Странно, неужели она надеется на встречу с ним?

Теперь Юлии известно, что здесь нет ничего невозможного. Бывший начальник административной части Приходько, которого расстреляли полтора года назад, сколотил себе приличное состояние, всего лишь подменяя заключенным одну статью другой. За хорошую бриллиантовую вещичку можно было поменять документы с политической статьи на бытовую, а там уже добиваться и амнистии, и сокращения срока, чего для политических не существовало…

Юлия всегда была женщиной деятельной, а на Соловках Аполлон заключил её в своем доме, как принцессу в башне. Она ощущала себя такой же зэчкой, только в камере на двоих и с неизмеримо лучшими бытовыми условиями.

Временами ей становилось так скучно, что она подумывала, уж не вернуться ли ей в зону к товаркам? Если бы Юлию устраивала теперешняя жизнь, она не пошла бы на панель, а вышла замуж за какого-нибудь высокопоставленного чиновника и сидела бы себе дома, рожая сопливых ребятишек и обрастая жиром, как свинья!

Она брезгливо поморщилась: за три года любому обрыднет терпеть рядом с собой Отелло в теле Черномора. Только у того сила была в бороде, а у этого — совсем в другом месте. Если бы Юлия любила его хоть чуть-чуть, наверное, была бы счастлива…

Нет, надо ей пойти прогуляться. Обычно Юлия неохотно выходила из дома: встречаться с женами офицеров, которые ненавидели её и не отвечали на приветствия, когда она поначалу пыталась с ними здороваться, не было никакого желания.

К своим товаркам она тоже не испытывала особого тяготения, потому что хотя сама занималась тем же делом, знала себе цену и встречалась только с людьми солидными, респектабельными, которые угадывали в ней женщину не простого происхождения и старались вести себя с Юлией более-менее уважительно. Впрочем, хватит себе самой сказки рассказывать!

Сегодня она нарядилась как никогда тщательно: в капор из голубого песца и такую же шубу — что ни говори, а одевал её Аполлон, как королеву. И превозносил так же. Грех бы на него жаловаться, но что поделаешь, если женщине всегда мало того, что у неё есть!

Она подкрасила губы французской помадой, которую купила на черном рынке за большие деньги. Ею же слегка тронула щеки — такой легкий нежный румянец нарисовала. Все-таки не юная прелестница, уже за тридцать.

Юлия вздохнула, хотя обычно старалась не давать волю мрачным думам. От них только лишние морщинки, а толку никакого.

Идти на работу к Аренскому не стоило — там наверняка встретишь Аполлона. Потому она выбрала иное. Написала своему майору записку: "Пошла к Джульетте, посмотреть, как Ромео о ней заботится. Скоро вернусь. Целую. Твоя королева".

Он наверняка примчится и туда, но, может, повезет, и Юлия успеет поговорить с Арнольдом.

Взгляд её скользнул по стеклянным полкам шкафа — негоже идти в гости с пустыми руками. Среди политических сыскался резчик по дереву. Аполлон говорил, очень талантливый, но Юлия так не считала, потому что она не любила искусства, где что-то выдумывают. Мудрствуют. Искусство должно быть понятным.

А, к примеру, вот эта скульптура изображает нагую девку, которая вылезает из дерева. Аполлон сказал, рождение дриады, лесного божества. Так объяснил ему профессор, у которого Аполлон берет уроки.

Этого Юлия тоже не понимает. Грамоте надо учится вовремя. А после сорока лет изучать какую-то там историю древних народов и правописания слов просто смешно!

Юлия надела на ноги унты из оленьего меха, расшитые бисером. Подошла к зеркалу и осталась довольна своим видом — прав Аполлон, как есть королева!

Она взяла с собой сумку, на которой местные мастерицы кусочками того же песца вышили затейливый узор, и запихнула в неё деревянную фигурку. Та не помещалась. Голова дриады торчала наружу. Ну да ладно!

Ей повезло, она встретила Аренского по дороге к его дому. Вообще-то Юлия вовсе не хотела идти в эту самую избушку, раскланиваться с музыкантшей, которая, говорят, училась в консерватории, а значит, мнит из себя гения. Да и что между ними общего? И поговорить было бы не о чем.