Деревня лежала в долине между холмами, и Герман, дойдя до верхушки одного из них, мог полюбоваться на свой дом, стоящий чуть особняком, почти на границе летней королевской резиденции.

Герман перекинул сумку на другое плечо и ускорил шаг.

С момента его отбытия в Визанию прошло чуть более трех месяцев, а ему показалось, будто он не был в родной деревне не меньше года. Матушка любила красоту, поэтому каждую весну Герман красил штакетник вокруг дома белой краской, разбивал аккуратные клумбы и ремонтировал скамейки в саду. Фасад их небольшого домика радовал глаз яркими цветами, за чистыми стеклами виднелись милые кружевные занавески, мелькали тени, и Герман очень четко почувствовал в доме постороннего.

Он вошел без стука, отряхнул обувь в сенях и оказался в просторной кухне с печью и столом у окна. Стены были обклеены бумагой в мелкий цветочек, купленной Германом на базаре за большие деньги, полученные, к слову, от продажи очередной бертовской безделушки.

Мать, такая родная, в потертом цветастом платье и накрахмаленном белом переднике растерянно оглядела сына. А вот смутно знакомая девица с толстой длинно-русой косой через плечо опустила взгляд и комкала юбку. Герман крутанул кольцо, проверяя девушку, но та и правда была смущена, причем так, что Герман сам едва не покраснел. После того что произошло с Бертом, он не доверял ничему и никому.

– Герман, сынок! – Мать, совсем не сдерживая эмоций, бросилась обнимать сына. Раньше тот редко отсутствовал больше недели, и то когда тренировки с учителем затягивались. Принюхался – пахло пирогами и свежевымытыми деревянными полами. – Случилось чего?

– Нет. Увольнительную взял, – коротко пояснил он и кивнул девушке: – Привет, Маришка.

Та взволнованно вспыхнула, то ли от гордости, то ли от радости.

– Вот, как узнала, что ты на учебу уехал, стала мне по хозяйству помогать, поддерживать, – пояснила матушка. – Очень хорошая девочка.

Герман нахмурился. Раньше их домик на отшибе обходили десятой дорогой. О том, чтобы им помогать, речи вообще никогда не шло.

Девица от похвалы попробовала покраснеть еще сильнее, хотя уже просто некуда. Герману невольно вспомнилась Стефания, правда, сходства в них ни на грош, разве что волосы – добротная темная коса, что пальцами не обхватишь, а руки так и тянутся потрогать.

– Да ты проходи скорей, сейчас воду вскипячу.

Герман не перебивал, слушая рассказы матери, и старался сильно не удивляться случившимся в деревне переменам. Маришка больше отмалчивалась, лишь заботливо подливала чай да выбирала пироги посытнее, а вскоре вообще убежала, мол, время позднее, пора и честь знать.

– Не слышно ничего про Альберта? – как бы невзначай поинтересовался он, складывая грязную посуду в рукомойник. Проверил, есть ли вода, и взялся за пустые ведра.

– Нет, а я и знать ничего не хочу, – недовольно отмахнулась мать, смахивая крошки со стола в передник. – Нет его, и на том спасибо.

– Я серьезно. Может, новости какие докатились? – осторожно уточнил Герман. Матушка недолюбливала Берта, и винить ее за это Герман не мог, так же как и не любить единственного друга.

– Слухи только, – засомневалась она. – Поговаривают, что приболел он, из дома не выходит, а может, опять с кем сбежать надумал. Долго, что ли, коль в голове ветер свищет? Да ты забудь, сынок, не ровня ты ему.

Герман кивнул и вышел за водой. Мать говорила совсем не то, что хотела, а то, что должна была. А еще в ее словах проскальзывала ревность.

– Ну ты если что еще вспомнишь, скажи, – пошел он на попятную. – Мне любые новости интересны, ты же знаешь.

– Знаю, как же мне не знать. Сын все-таки родной, – улыбнулась матушка, но тут же недобро нахмурилась. – Если новостями так интересуешься, то вот что я скажу. Неспокойно в столице, король наш дела запустил, а брат его, напротив, уж больно себя проявлять начал. Как бы мятеж не приключился.

Она поджала губы и покачала головой.

– Не думаю, что до этого дойдет, – сказал Герман. – Больше ничего не знаешь?

– Знаю, например, что не меня ты хотел проведать, иначе бы так на дверь не поглядывал.

Уж кого-кого, а ее Герман никогда не мог обмануть, да и не пытался особенно. Не вдаваясь в подробности, рассказал, что должен увидеться с бывшим наставником, а дело касается его новых друзей из училища. Матушка не стала выпытывать подробностей, но явно чувствовала, что ей поведали далеко не все. Что поделать, Герман не хотел понапрасну ее волновать.

Сделав уже немного забытые дела по дому, он засобирался к учителю. Тот жил за холмом на берегу речушки, плотно граничащей с лесом. Там же на опушке стояла его небольшая хижина, собранная из цельных бревен. От нее по склону вниз, к реке, шла дощатая дорожка, заканчивающаяся мостками. Герман лично помогал достраивать дорожку, а начинали ее, стало быть, еще прежние ученики. Может, даже Вальтер Гротт.

Подъем дался так же легко, как и в детстве, словно и не покидал эти места. Сверху было видно, как солнце садится за деревья, подсвечивая рыжим темные макушки. Деревня лежала как на ладони, в центре уже развели костер, молодежь потихоньку подтягивалась к огню, парами и тройками. На площади в центре деревни собирались люди, сначала молодежь, потом и старики присоединятся, отдохнуть после дневных трудов. Потянуло холодным вечерним ветром. Герман отвернулся и пошел дальше по едва видимой в густой траве тропинке. С этой стороны холма спуск был более пологим, подбирающимся к реке. Дом Арефия – единственная постройка в округе, аккурат перед мрачной стеной леса. Река тут была более узкой и мелкой, чем на других участках, и протекала совсем близко к лесной границе.

Старика в доме не было, Герман почувствовал это сразу, как только подошел к хижине, совсем не изменившейся за последний год. Все тот же чуть покосившийся частокол, те же заросли медуницы и чистотела и выложенная дощатая дорожка, ведущая к реке. Герман свернул на нее, полной грудью вдыхая приближающиеся запахи полыни и речной тины. Солнце уже успело скрыться за рваной полоской леса, но рассеянный теплый свет отражал в зеленой воде перышки облаков.

Арефий обнаружился у самой реки, сидел на мостушке, свесив ноги в воду. Герман замер неподалеку, потянулся к нему мысленно, но тут же был обнаружен. Впрочем, на что он рассчитывал? Губы сами собой растянулись в улыбке.

Как бы ни выросли способности Германа, старик был ему все равно не по зубам. Слишком много опыта лежало на этих сухоньких, с виду очень хрупких плечах.

– Добрый вечер, наставник. – Герман больше не скрывался, подошел ближе и склонился в поклоне. Арефий, не оборачиваясь, махнул рукой, приглашая присесть. Герман стянул ботинки и с видимым облегчением опустил ноги в воду.

– Добрый, да не слишком, – спокойно отозвался наставник. – С бедой ко мне пришел, бывший ученик? С бедой, я вижу.

Все-таки привыкнуть, что тебя читают как открытую книгу, до конца так и не получилось. Причем иногда казалось, что для этого Арефию не нужно было быть таким сильным ментальным магом, каким он являлся, хватало богатого жизненного опыта и мудрости.