– А как ты управился с собакой?

– О, это отдельная история... Понимаешь, собаки боятся меня. Все без исключения собаки.

– А эти, специально натасканные? Они что же, не нападали на тебя?

– Нападали, конечно. Но мне всегда удавалось отразить атаку.

– С ума сойти...

Еще одно пожатие кажущихся худощавыми плеч.

– Так было всегда, сколько я себя помню.

– И в чем причина?

– У моей матери были кое-какие соображения на этот счет, но она никогда ими не делилась. Только однажды, в день моего совершеннолетия, рассказала мне один из своих снов. Сон, который приснился ей во время беременности. – Он посмотрел в сторону, как будто собирался сказать что-то не совсем приличное. – Ей приснилось, что она качает колыбель с младенцем, со мной. Качает, качает, напевает какую-то песенку... потом наклоняется проверить, уснул ли я, и видит в колыбели змею.

– Змею?

По телу Лизы пробежала быстрая дрожь.

– Да. – Венсан тронул пальцами гемму. – Змею с короной на голове.

Некоторое время они молчали. Джемма снова позвала их к столу, но они уже привыкли к мысли, что сегодняшнему обеду суждено быть съеденным в холодном виде.

– Что-то еще? – тихо спросила Лиза.

– Одна из моих подруг – как раз та, на которой я собирался жениться, – однажды сказала, что не может выдержать мой взгляд. Что у меня глаза змеи.

– Да, смотреть ты умеешь...

– Знаю.

– Потому она и подарила тебе это? – Лиза кивнула на гемму.

– Точно. В то время я как раз начал интересоваться происхождением и значением этого символа.

Остановившимся взглядом Лиза смотрела на белую пластиковую поверхность стола, видя и не видя мелкие царапины на ней, липкие пятнышки от пролитых и уже успевших высохнуть капель вина, разлетевшиеся от ветерка хлопья табачного пепла...

...но Морской Змей Торанс, так же как и его начальство ...

Змея – один из символов Гекаты, мифической «страшной матери». Фаллический символ страха. Отождествление со змеей – это погружение в водные глубины, в бездну, в материнскую стихию, «вхождение в страшную мать». Зачем? С целью обновления и воскресения, разумеется. Но нужно быть богом или героем, чтобы отважиться на такое.

Герой является сам для себя змеей, жертвующим и пожерт–вованным. Он сам обладает природой змеи, поэтому и Христос сравнивает себя со змеей, поэтому же змея была освобождающим мировым принципом для гностических сект, называвшихся офитами...

Мальчик стоит на причале со связанными за спиной руками. Светлые глаза сощурены, губы плотно сжаты. Через минуту отцовская рука столкнет его в воду, и стройное тело иглой вонзится в изумрудную глубину. Был ли он таким же бесподобным красавцем в юности? Танцы... девчонки на заднем сиденье автомобиля... очевидно, да.

Герои, подобно царям, имеют змеиные глаза: «ormr i auga». Сигурдр носил это имя — Ormr i Auga...

Тот же мальчик, врывающийся с автоматом наперевес в задымленное помещение, мгновенно, на подсознательном уровне распознающий своих и чужих, переговаривающийся на языке жестов с другими мальчиками, точными копиями его самого, в ультрамариновых брюках и куртках с эмблемой GIGN на рукаве... Он заметно старше того, первого, но у него те же дымчато-зеленоватые глаза и та же одержимость во взгляде.

На некоторых средневековых картинах чаша содержит вместо Господа – дракона с переливчатым змеиным взглядом, стерегущего божественную тайну в материнских недрах (пещере), где совершается обновляющее таинство возрождения[76].

– Почитай мне еще из Рембо, – шепотом попросила Лиза, глядя на его расцарапанную руку.

Кровь запеклась на тыльной стороне ладони коричневой корочкой.

Венсан тоже посмотрел туда.

– Могу почитать Малларме, если хочешь. Или Китса. Рембо – для особых случаев.

– Таких, как этот? – Она сама удивилась подобному предположению, однако оно оказалось верным. – Ты применяешь его в качестве анальгетика?

– Только когда под рукой не оказывается ничего другого.

Лиза недоверчиво рассмеялась.

– Ты просто кладезь безумных идей! И что же, действует?

– Безотказно!

– Я думала, что боец спецназа – это такое особое существо без нервов, запрограммированное на убийство.

Венсан кивнул, усмехнувшись:

– Это распространенное заблуждение.

– Так ты самый обычный человек?

– Смеешься, да? – Он укоризненно покачал головой и отпил еще вина. – Я, конечно, не падаю в обморок от вида и запаха крови, но одна проблема у меня все же есть.

– Что за проблема?

– Второй ноцицептивный тип, – сообщил он со вздохом и, видя ее озадаченное лицо, пояснил: – От латинского «nocere» – повреждение, причиняющее страдание. Я не сам это придумал. Таков официальный приговор.

– И что же это значит?

– Низкий порог болевой чувствительности. Высокий интервал болевой переносимости. Фишка в том, что ответ нервной системы на раздражитель регистрируется специальным прибором, который невозможно обмануть.

– Иными словами, – заключила Лиза злорадно, – ты слишком чувствителен для мужчины.

– Ну, если сравнивать мужчину и женщину, то у женщины болевой порог по определению выше, чем у мужчины. Догадываешься, почему? Да потому что женщина (я имею в виду женщину как представителя биологического вида, а не современного мутанта в джинсах, с короткой стрижкой и упаковкой противозачаточных пилюль в кармане) вынашивает, рожает и кормит. Природа заботится о своих дочерях!

– Ах ты, чертов шовинист!.. А как ты выбираешь стихо–творения? Годится любое?

– Для легких случаев – любовная лирика. Для тех, что потяжелее, – что-нибудь философское. Ну а для самых убойных – «Бал повешенных». Последнее средство. После этого остается только лечь и умереть.

Эта классификация ее сразила. Нет, у парня явно не все дома. Интересно, это у него профессиональное, или он родился с такими вывихнутыми мозгами? «А сама-то, сама! – тут же проснулся и зашептал ехидный голосок внутри. – Твои вывихи – это вообще туши свет. Он-то хотя бы функционирует по жизни как положено, а у тебя, лапуля, вечно какие-то сбои в системе».

– Тебе уже приходилось пускать в ход это последнее средство?

– Да, – ответил он после паузы. И она увидела, как потемнели его глаза. – Один раз.

Потерявшая терпение Джемма появилась на веранде, воинственно размахивая половником.