– И вот еще что, Джек, – окликнул его шериф, – проверь заодно, как там его конь, хорошо? Надо привязать его покрепче, чтобы не убежал.

– Пони никуда не убежит, – тихо сказал я.

– Деси, брось-ка мне парочку яблок, – попросил помощник шерифа. – Этот волшебный конь заслуживает награды за поимку вон того пустомели. Видел бы ты, Деси, как он обрушился копытами на Джонса. В жизни ничего подобного не видывал.

Шериф кинул ему несколько яблок, и Бьютимен спустился к ручью.

Через несколько часов в пещере запахло похлебкой из крольчатины. Шериф пытался накормить меня, даже поднес к моему рту ложку, словно я был младенцем, но я не мог проглотить ни капли. Остаток ночи и шериф, и помощник Бьютимен по очереди справлялись о моем состоянии. Оба они были хорошими людьми.

Глава десятая

Не боюсь теперь ни грома, ни моря, ни вихрей!

Франсуа Фенелон. Телемак. Перевод Ф. Лубяновского

1

Как только рассвело, шериф Чалфонт поднялся на край ущелья проверить, не затаился ли где-нибудь Док Паркер, но бандит с синими пальцами, раненный моим выстрелом и укушенный Аргусом, уже исчез. Вслух я ничего не сказал, однако эта новость принесла мне облегчение, потому что она означала, что я не убил его. Даже несмотря на то, что именно из-за него Па оказался втянут в эту ужасную историю, я не желал Доку Паркеру смерти. Достаточно я уже видел смертей.

– Его все равно скоро арестуют, – сказал шериф, вернувшись в пещеру. – В мире не так уж много людей с синими пальцами.

И он не ошибся. Через несколько дней Дока Паркера задержали, когда он пытался пробраться на пароход, идущий в Новый Орлеан.

– Хотите узнать, как его пальцы стали синими? – спросил Руф Джонс, который вел себя как ученик, стремящийся произвести впечатление на учителя; даже со связанными руками и ногами, в синяках от копыт, он не утратил своей разговорчивости. – Это из-за ни-тра-та серебра.

– Из-за тартрата железа, идиот, – пробормотал я.

Руф Джонс расплылся в ухмылке. У него практически не осталось зубов, десны все еще кровоточили.

– Ты только посмотри, Роско! – воскликнул он и ткнул локтем Оллереншоу, который только к утру пришел в сознание. – Малец-то соображает в этом деле! Может, нам надо было брать его, а не отца.

– Вы только скажите, молодой человек, – обратился ко мне Оллереншоу глубоким низким голосом, напоминавшим мычание коровы, – и я возьму вас на работу, когда опять возобновлю свой бизнес.

– Если один из вас скажет еще хоть слово… – Помощник шерифа Бьютимен пригрозил им кулаком.

Руф Джонс тут же затих, а вот Оллереншоу рассмеялся, словно его ничего на свете не волновало. У него были манеры человека, привыкшего быть боссом, и, судя по шелковому фраку и узкому галстуку, он мнил себя более утонченным, чем остальные обитатели пещеры.

– То что? – спросил он с самодовольной улыбкой. – Вы хотя бы догадываетесь, что с вами произойдет, когда я выйду из тюрьмы?

– Ты не выйдешь из тюрьмы, – насмешливо бросил помощник Бьютимен. – Мы взяли тебя с поличным. К тому же твой партнер ждет не дождется, когда можно будет заложить тебя с потрохами.

– Неправда! – побледнев от страха, возразил Руф Джонс.

– Это не имеет ни малейшего значения, – ответил Оллереншоу, невозмутимый как рыба. – Руфус Джонс знает, что человек, перешедший мне дорогу, долго не проживет. А что касается меня, то нет такого судьи отсюда и до Нью-Йорка, которого я не смог бы подкупить.

Даже когда помощник Бьютимен сделал к нему шаг с грозным видом и опустился на корточки прямо перед ним, Оллереншоу казался невозмутимым.

– Еще не поздно, – продолжил он. – Здесь куча денег, сами видите. Хватит, чтобы пожить в свое удовольствие! Никто не узнает, что вы…

Он не успел договорить – помощник шерифа выплюнул в его самодовольное лицо полный рот табачного сока. И это заставило Оллереншоу умолкнуть, по крайней мере на какое-то время.

Наконец настала пора выдвигаться. Шериф выбрался из пещеры первым и встречал там Оллереншоу и Руфа Джонса, которые по очереди спустились по лестнице под прицелом помощника Бьютимена. Затем шериф с помощником обмотали их запястья цепью, снятой с гравировального станка, а потом концами той же цепи связали их лодыжки. Таким образом, бандиты не могли сбежать, даже если бы им было где укрыться. Но в ясном утреннем свете стены по обе стороны ущелья были столь же неприступны, как и днем ранее. «Словно крепостные стены Трои», – подумалось мне.

– Эти отвесные скалы напоминают мне троянскую крепость, – произнес Митиваль.

Иногда мне казалось, что он читает мои мысли.

Он стоял рядом со мной и взял меня за руку, когда стали спускать на веревках тело Па. Перед спуском шериф Чалфонт с помощником Бьютименом обернули с головы до ног тело Па чистым одеялом, как саваном, и поэтому я не видел, как его конечности бьются о скалу. Думаю, такое зрелище мне было бы непросто перенести.

Когда Па оказался на дне ущелья, мы втроем, шериф, его помощник и я, осторожно погрузили его на спину Пони. Одеяло мы закрепили веревками, наматывая их между передней и задней лукой седла так, чтобы тело Па не соскользнуло на землю. Одеяло было зеленым с вышитыми по всем полотну желтыми цветочками. В лучах восходящего солнца оно смотрелось очень красиво.

Наш путь пролегал вдоль ручья к водопаду. Руф Джонс и Оллереншоу брели бок о бок между шерифом и его помощником, а следом шли я, Митиваль и Пони с телом Па. Мне показалось – и вряд ли виной тому было только мое воображение, – что Пони шагает по камням с особой осмотрительностью. Конечно, его поступь и так была необыкновенно ровной и твердой, но теперь она стала почти невесомой. Утреннюю тишину в ущелье нарушало только эхо от негромкого стука его копыт.

Наверное, случайный встречный принял бы поклажу на спине Пони за свернутый рулоном ковер. Он не догадался бы, что зеленое одеяло прячет от его взора тело немногословного сапожника из Боунвиля, тело умнейшего человека, который мог выучить целую книгу за один присест и который изобрел формулу для печати изображений на бумаге, покрытой солями железа. Он не догадался бы, что там лежит лучший на свете Па. Или что душа идущего рядом мальчика тонет в море невыплаканных слез.

Когда мы добрались до водопада, то обнаружили братьев Мортон там, где и оставили их. Они дрожали под подседельными одеялами, которые