class="p1">— Михаил Петрович, всё, что вы видели это результат облучения людей специальным прибором. Я два дня занимался его сборкой, поэтому потребовались, казалось бы, ненужные вещи со склада. Также обработана почти вся техника и оружие, кроме привезённого сегодня. Поверхность всех облучённых объектов и субъектов приобрела свойства булатной стали и огнеупорность. Разрушить их или поджечь практически невозможно, а убить человека можно разве что прямым попаданием авиабомбы или крупного снаряда. Не спрашивайте, что за прибор, не скажу даже под пыткой. Более того, как только закончу облучение всего, что наметил, уничтожу его.

— Но почему!! Он может принести нам победу!

— Скорее всего, он принесёт много горя. В наших условиях сохранить тайну невозможно. Как сказал один персонаж: «что знают двое, знает свинья». Если тайна попадёт к противнику нынешнему или будущему, то произойдёт непоправимая беда. Да, и наши недалёкие воеводы тоже не смогут им правильно распорядиться. Схема и принцип работы только в моей голове, и эта голова никому не достанется.

— Василий Захарович, сказать, что я потрясён, ничего не сказать. Но всё-таки, может быть, передашь секрет родине?

— Нет, Михаил Петрович. Сейчас в стране творится полный кавардак, а сытый голодного не разумеет. Если выживу, там посмотрим. А теперь я предлагаю лично вам пройти обработку. Не пугайтесь, ничего страшного. Правда придётся немного поползать, но вы же воин и за службу проползли не один десяток километров. Бойцов со двора я удалю. Никто не увидит. Но я надеюсь на ваше молчание. Впрочем, это и в ваших интересах, пусть новое качество станет вашим козырем и тайным оружием, сохранив вас в этой мясорубке в целости и сохранности.

— Хм, — он на минуту застыл в раздумье, — однако умеешь ты убеждать. Согласен. Когда начнём?

— Прямо сейчас и начнём, — сказал я, выбираясь из машины. — Внимание рота! Напра-во! В казарму шагом, марш.

После облучения генерал долго хмыкал, тыкал в себя штыком, а потом, оглянувшись, пульнул в ладонь из пистолета. И засмеялся, услышав рикошет пули, не скрывая восторга.

— Уж теперь и не понимаю, кто кого из нас использует. — Он шутливо погрозил пальцем. — Ладно, убедил. Продолжай, командовать Василий Захарович, но послезавтра на площади у штаба в девять утра рота должна стоять в полной боевой готовности. Я покажу вас командарму генерал-майору Голубеву. Не подведите.

— Не подведу, товарищ генерал-майор. А разве штаб 10 армии не в окружении?

— Вышли вчера. 3 и 4 армии тоже выходят. Многие ещё в окружении, но половина дивизий уже по эту сторону рубежа.

— Отлично! А то, честное слово, обидно проигрывать, даже не начав партию.

Мы попрощались, и чёрная эмка урулила со двора.

Выпустив бойцов из конюшни, я приказал взводным потренировать их в прохождении ротным строем. Само собой, почти все бойцы были кадровыми, и муштровать их не было нужды, но в нынешнем составе они ещё не ходили, и немного потопать всем вместе роте не повредит. Построившись колонной по три, взводы вышли со двора на шоссе.

Я же с Балей, Ивановым, Сашкой и Дедом принялись разбирать привезённое со склада добро. Из нового имущества я обратил внимание на барабан, бережно замотанный в кусок портяночной фланели. В петлях широкого ремня торчали две палочки. Красивая вещь, но сейчас совсем не нужная. Теперь я начал немного понимать генерала, который наорал на меня за безудержное хапужничество.

— Семён Иваныч, скажи дорогой, а нахрена нам барабан.

— Вот умный ты, Василий Захарович, а ничего в службе не смыслишь, — он скорчил обиженную гримасу и развёл руками. — У нас что за подразделение? Правильно — рота. А каждой роте по уставу положен ротный барабан, так ещё издревле повелось. И барабанщик есть. У Пилипенко во взводе Тарчев Валентин. До войны в оркестре на барабанах стучал. А ты говоришь, нахрена, — он бережно поднял барабан и унёс в свои закрома.

Канистры с бензином и маслом и боеприпасы мы переместили ближе к машинам. Четыре бочки с солярой скатили по доскам и оставили возле танка, который закончили красить танкисты. В очередь на покраску встали два новых грузовика.

Затем Сашка принялся обхаживать оба новеньких миномёта, очищать от смазки и проверять механизмы, что-то напевая под нос от удовольствия.

— Слышь, Сань, а у тебя неплохо петь получается.

— Хо. Ещё бы, я всегда был запевалой. Сейчас, правда, не до песен.

— Вот в этом ты не прав. Ещё как до песен. А ещё певуны в роте есть?

— Есть любители, троих точно знаю.

— Отлично. После обеда скажи им, что будем разучивать песни. Завтра споёте всей роте, а одну из них посвящённую спецназу должны выучить все бойцы до единого.

— Да, ну! Наша ротная песня! Вот это здорово! Не сомневайся, командир, не подведём. А ты сам?

— Не-е, я не пою, медведь на ухо наступил. Но напеть и слова проговорить — это, пожалуйста.

Находившись строем, рота к обеду вернулась в расположение. Потом после отдыха Дед продолжил заниматься экипировкой бойцов, а мы с певцами уединились в дальнем конце конюшни. Я продиктовал им тексты, а потом несколько раз напел. Они быстро ухватили мелодию, и пропели, заглядывая в записи. Несколько раз я их поправил, но ребята оказались толковыми, и я их оставил репетировать, пообещав вернуться вечером и прослушать.

Выбравшись во двор, я сразу направился к танкистам. На жарком солнце краска уже высохла, и они собирались крепить на броне бочки с топливом и ящики с боеприпасами. Я махнул рукой, приглашая их спуститься на грешную землю.

— Скажите, братцы, а где ваш командир?

— Пошёл на повышение, а нас срочно перебросили на запад, и нового назначить не успели. Дальше вы знаете.

— Значит, сегодня за командира танка буду я.

— Но, товарищ старшина, машина сложная, нужно уметь.

— Я танкист.

— Да, ну-у?!

— Поехали. Но, чур, я за рычагами.

— Но…

— Без всяких «но». По местам, — и я нахально полез на место водителя.

Как давно я не сидел в таком тесном и жёстком, и таком желанном сиденье. Я натянул шлемофон, погладил фрикционы и рычаг переключения. С моей точки зрения техника, конечно, допотопная и рычаги дубовые, но, как уже было говорено, за неимением гербовой…

Стартёр провернул вал, дизель схватил компрессию и взревел на оборотах. Я привычно присоединился к ТПУ и нажал тангету:

— Все на местах?

В шлемофоне прохрипело:

— Все.

— Поехали.

С шоссе я съехал в сторону ближайшего перелеска. Попетляв