— Я знаю, что говорить! Чтобы завтра же был дома или на порог не пущу! — пригрозила мама и бросила трубку.

Раздолбай злился, словно щенок, которого потаскали за шкирку, а за ответное рычание обещали вышвырнуть. Конечно, он понимал, что мама не захлопнет перед его носом дверь, но чувство зависимости угнетало. «Не разрешу гулять, заберу магнитофон, не пущу к телевизору…» — эти воспитательные инструменты были привычными для подчиненного положения, в котором он жил, сколько себя помнил, но с недавних пор это положение стало неудобным, как тесная не по размеру одежда.

— Будет у меня когда-нибудь вся жизнь «своей жизнью», или так и придется терпеть это? — кипятился Раздолбай, возвращаясь в номер. — Может быть, тоже бросить институт и пойти в бизнес? Мне часы за шесть тысяч не нужны, я бы на такие деньги на «той квартире» три года жил, а не дали бы ключи — снимал бы что-нибудь.

Грезы о самостоятельной жизни вспыхнули перед глазами Раздолбая и тут же погасли. Он знал, что не бросит институт, но не потому, что стремился научиться чему-то. «Суриковка» давала пять лет понятной определенности, и, чтобы отказаться от уютной колеи ради манящей, но рискованной свободы, нужна была воля, которой у Раздолбая не было.

«Несмотря на „закидоны“, Мартин все-таки дикий король», — подумал он, ощущая под ногами мягкий ворс гостиничного ковра и вспоминая, кому обязан сегодняшним приключением.

Король вышел навстречу из-за угла и царственно махнул рукой, приглашая следовать за собой.

— Черный фрак ждет, такси внизу, — сообщил он. — Будешь покорять свою Диану в образе номенклатурного Дориана Грея.

Утром следующего дня, облачившись во фрак ресторанного виолончелиста, Раздолбай сервировал завтрак в замызганном подъезде панельной пятиэтажки в Задвинье. Над головой у него билась в предсмертных вспышках умирающая лампа дневного света, за спиной было написано «Толянас — пидорюгас», а где-то наверху просыпалась любимая девушка.

Раздолбай налил в стакан апельсиновый сок, разложил закуски из гостиничного ресторана на стальном подносике и накрыл сервировку металлическим колпаком. Колпак и подносик Мартин выцыганил у метрдотеля, пообещав, что введет его в круг светлейших латышских династий. На втором этаже хлопнула дверь. Раздолбай испугался, что это вышла Диана, но по лестнице спускался пожилой мужчина, помятый, но аккуратный вид которого предполагал в нем ученого или педагога на пенсии. Увидев человека во фраке, мужчина вздрогнул так, словно встретил оборотня, и прошмыгнул мимо, пронизывая Раздолбая взглядом, в котором убийственный интерес мешался с лютым страхом задать хотя бы один вопрос.

— Сэрэтэм кирандульми, — зачем-то сказал Раздолбай.

— Ne saprot… — совсем растерялся мужчина и поспешил прочь.

Раздолбай перебросил через левую руку салфетку, взял накрытый колпаком подносик и вслух выматерился. Только теперь он сообразил, что не знает номер квартиры Дианы и даже этаж. Поставив поднос на лестницу, он бросился вдогонку за пенсионером.

— Простите! — крикнул Раздолбай, настигнув мужчину на выходе со двора. — У вас в подъезде живет девушка, я хочу сюрприз сделать и не знаю квартиру. Диана зовут, волосы такие длинные…

Мужчина заулыбался, освобождаясь от неразрешимой тайны, но не смог ничего подсказать и только виновато пожал плечами. Раздолбай схватился за последнюю ниточку.

— Она пианистка!

Мужчина кивнул и сказал, что каждый вечер прямо над ним играют на «клавикордах». Раздолбай побежал обратно в подъезд.

Первое, что бросилось ему в глаза, — пугающая пустота на месте, где он только что оставил драгоценный сюрприз.

Взгляд метнулся в сторону и уперся в грузную тетку в плюшевой «олимпийке» и пижамных штанах, которая с ловкостью официантки со стажем взметала подносик с металлическим колпаком над разинутой пастью мусоропровода.

— Стойте, мое! — взревел Раздолбай.

— Ненормальный! Пугаешь так… Я мусор выбрасывала, думала — валяется.

Не считая нужным вступать с теткой в общение, он выхватил у нее свою драгоценность, снова перекинул через руку салфетку и поспешил к квартире Дианы. Дверь оказалась открытой. От неожиданности он замер на пороге, и в это время в коридоре появилась растрепанная Диана в ночнушке. Увидев «Дориана Грея» во фраке, она взвизгнула и спряталась в ванной.

— Вам что тут нужно?! — послышался грозный окрик тетки в пижамных штанах.

— Мам, это ко мне в гости! — крикнула Диана из-за двери.

Причитая: «Какие гости в полвосьмого утра?» и «Кто этот сумасшедший в костюме трубочиста?», мама Дианы проводила сконфуженного Раздолбая на кухню и предложила растворимый кофе. Эффект появления получился смазанным, но Раздолбай был доволен, что авантюра все-таки удалась, и предвкушал, как Диана оценит его выходку. Помня напутствие Мартина «дико засунуть пылкость чувств под фалды фрака», он готовился широким жестом поднять блестящий колпак над подносом, сказать какую-нибудь витиеватую фразу и тут же ретироваться.

Диана появилась на кухне, когда Раздолбай дожевывал пряник.

— Откуда ты взялся? Так рано, не предупредив… Что это на тебе… Фрак? Боже мой, мама, он во фраке!

— Ехал с приема герцогини Виндзорской и подумал, что, раз уж я при параде, надо завезти тебе завтрак — ты же намекала на это.

— Я? Да… намекала, — растерялась Диана, не вполне понимая, о чем речь, и тут он поднял колпак, открывая бокал с апельсиновым соком, сырную тарелку и тарталетки.

— Ты — безумец! Ты это действительно сделал!

Отметив про себя, как вспыхнули у Дианы глаза, довольный Раздолбай взглянул на часы, сказал, что его пароход отчаливает, и спешно покинул квартиру.

— Ты — чокнутый! — кричала Диана вслед счастливым голосом. — Нельзя все понимать так буквально! Спасибо тебе за сюрприз!

— Правильное ухаживание — тот же бизнес, — наставлял Мартин, когда самолет нес их обратно в Москву. — Ты делаешь так, что партнер чувствует себя должником, позволяешь ему немного отдать и снова увеличиваешь долг — так до тех пор, пока единственным способом погасить векселя станет порево. Произойти это должно само собой, долг нельзя требовать. Ты признался ей в любви и затребовал этим огромный долг — отвечать на твои чувства. Она при этом ничем не была обязана и поэтому дико шарахнулась. Сейчас ты сделал красивый жест и уехал. Она должна тебе немножко хорошего отношения. Если ты дико не противен ей, скоро она тебе позвонит.

— Сама? — удивился Раздолбай.

— Долг будет ее мучить, а другого способа его отдать у нее нет. Не вздумай звонить сам! Этим ты напомнишь ей о долге и одновременно лишишь ее возможности отдавать. Не позвонит — считай, что эта разработка в просере, начинай новую. А если позвонит, поговори чуть-чуть и прощайся первым — пусть почувствует, что вернула долг не сполна и еще немножко должна. Потом выжди время и огорошь ее выходкой круче этой.

— Куда круче-то?!