Она не договорила, и Сэм кивнул. Все было ясно и без слов.

— Мне очень жаль, дочка, — проговорил он, касаясь ее мокрой щеки своими скрюченными артритом пальцами. — Действительно жаль. Вместе у вас неплохо получалось, но ты ни в чем не виновата. Просто Хант оказался совсем не таким, каким казался. Подумать только, он изменял тебе все четыре года, и за все время у него так и не проснулась совесть! Нет, то, что вы расстались, — это не несчастье, а скорее удача, большая удача. Ты так не считаешь? — Он изо всех сил пытался подбодрить дочь, но горе Талли все еще было слишком глубоким.

— Поменьше бы таких «удач», — устало сказала она. — Думаю, впредь я постараюсь без них обойтись, иначе меня просто не хватит надолго.

— Я понимаю, понимаю… Но ничего, выше нос, дочка! На Ханте свет клином не сошелся. Ты еще молода, найдешь себе другого мужчину, поприличнее, — уверенно сказал Сэм, но Талли сразу подумала, что после смерти Белинды сам он так и не женился и даже, насколько она знала, не завел ни одного романа, ни одной, даже пустяковой интрижки.

Ее мать была для Сэма единственной любовью в жизни, и памяти Белинды он остался верен до конца. Сама Талли любила Ханта далеко не так сильно, и все же он был для нее важен — с ним ей было приятно и комфортно, к тому же ей нравилось знать, что она кому-то дорога́.

— Мне никто не нужен, па, — возразила она мрачно. — С меня хватит. Я трижды обжигалась, больше не хочу.

— По крайней мере, вы не были официально женаты, — заметил Сэм. — Значит, с точки зрения закона никаких осложнений не будет.

Подобный «профессиональный» подход слегка позабавил Талли. Она улыбнулась, а Сэм продолжал:

— Вы ведь не приобретали вместе никакой недвижимости, никакого имущества, не так ли? Знаешь, это настоящий кошмар, когда супруги разводятся, а тебе приходится распутывать узлы и разбираться с совместно нажитой собственностью. Хуже этого ничего и быть не может. Э-эх, да я ведь, кажется, тебе уже говорил!..

Талли кивнула. Отец действительно не советовал ей оформлять свои отношения с Хантом официально, и она его послушалась. Правда, когда-то давно он сам настоял на том, чтобы она зарегистрировала брак с отцом Макс, но впоследствии Сэм объяснил, что сделал это не ради нее, а ради внучки, и, наверное, он был прав. По крайней мере, теперь Макс знала, что ее родители были женаты по-настоящему, а не просто сожительствовали. Талли, правда, подозревала, что понятие «незаконнорожденный ребенок» мало что говорит дочери. С другой стороны, сознавать, что ты родился в нормальной, полноценной семье, было приятно — она знала это по себе.

— Что касается Бриджит, то мне кажется — ты должна уволить ее как можно скорее, — неожиданно добавил Сэм, и Талли вскинула на него удивленный взгляд.

Похоже, отец не на шутку разозлился на Бриджит, которая осмелилась предать его дочь. Сама Талли не столько сердилась, сколько чувствовала себя глубоко уязвленной тем, что Бриджит завела интрижку с Хантом и столько времени ее обманывала.

— Я разберусь с этим в понедельник. Уволить ее в воскресенье я все равно не могу, — сказала она, стараясь успокоить отца, но на сердце у нее было тяжело.

Талли не могла представить себе жизни без Бриджит точно так же, как и без Ханта. Они были вместе семнадцать лет — целую вечность по нынешним временам. Их дружба была почти как брак, а в последнее время она все чаще думала о Бриджит даже не как о подруге, а как о сестре. Помимо всего прочего, именно благодаря Бриджит ее жизнь текла легко и спокойно; помощница решала большинство деловых и практически все бытовые проблемы, поэтому никакие мелочи не отвлекали Талли от творчества. Теперь, с грустью подумала она, положение изменится: ей придется самой заниматься самыми разными вопросами, по крайней мере до тех пор, пока она не наймет нового помощника или помощницу. А ведь ей, наверное, не каждый подойдет! Словом, ее жизнь действительно пошла наперекосяк, и ничего поделать с этим она не могла.

Пока она размышляла, отец принес ей аккуратно сложенные в папку документы. Талли уже собралась уезжать, когда он неожиданно спросил, кому, по ее мнению, достанутся в этом году награды Киноакадемии и пойдет ли она сама на праздничную церемонию. На оба вопроса Талли совершенно честно ответила, что понятия не имеет. За успехами коллег она следила, но ее мнение слишком часто расходилось с мнением жюри. Что касалось самой церемонии, то она боялась столкнуться там с Хантом — особенно если он будет с другой женщиной.

Попрощавшись с отцом, Талли уехала. Добравшись до дома, она первым делом заглянула во все шкафы и ящики в поисках вещей Ханта. У него была отдельная гардеробная, где оказалось довольно много одежды — домашней и для официальных встреч, в кухне стояло кухонное оборудование, которое он привез с собой или купил, пока жил с нею, два шкафа в кабинете были полны книг и справочников, а на столе лежали рабочие бумаги и ноутбук. Талли натыкалась то на его теннисную ракетку в чехле, то на гребной тренажер, а в прихожей стояла беговая дорожка, которую они покупали вместе. Она не знала даже, с чего лучше начать, однако не позволила себе опустить руки. Отправившись в ближайший супермаркет, Талли принесла оттуда несколько больших картонных коробок и начала понемногу упаковывать в них все, что хотя бы напоминало ей о Ханте. Работа оказалась не из легких — главным образом потому, что она все время плакала. При других условиях Талли попросила бы Бриджит ей помочь, но после ее предательства об этом не могло быть и речи. Талли решила, что соберет все сама, а потом позвонит в компанию, занимающуюся переездами, и отправит вещи Ханту. Ни видеть его, ни даже разговаривать с ним по телефону ей не хотелось.

Но Хант позвонил ей сам, когда в полночь, усталая и измотанная, Талли присела отдохнуть. Сначала она не хотела брать трубку, но ей так его недоставало, что в конце концов Талли сдалась.

— Я хотел узнать, как у тебя дела. Надеюсь, все в порядке? — спросил он.

Голос у него был расстроенный, и в нем сквозило беспокойство. Когда предыдущим вечером он приехал к Анджеле и сказал, что останется у нее насовсем, она была очень рада, но на сердце у Ханта было по-прежнему неспокойно. Правда, возвращаться он все равно не собирался: с Анджелой он связывал все свои надежды на будущее, тогда как Талли осталась в прошлом, однако Хант продолжал чувствовать себя виноватым перед ней.

— Нет, — ответила Талли. — Ничего не в порядке. По правде говоря, мне довольно паршиво, — добавила она, решив быть честной. Это, однако, было ошибкой, так как при этих словах Талли снова начала плакать и никак не могла остановиться. — Да и как может быть иначе, если со мной случились все эти ужасные вещи?.. — проговорила она сквозь слезы. — Как бы ты чувствовал себя на моем месте?

— Мне бы захотелось кого-нибудь убить, — признался Хант. — Кого-нибудь или, может быть, себя… В любом случае я, наверное, не смог бы сдерживаться, как ты, и устроил скандал. Или истерику, — добавил он. — Поверь, Талли, мне очень жаль, что так получилось, и я хотел бы попросить у тебя прощения… за все.

— Ты поступил со мной очень жестоко. Измену я, наверное, смогла бы тебе простить, но ложь… А ведь ты обманывал меня все время, что мы были вместе. — Она снова громко всхлипнула, и Хант почувствовал себя последним мерзавцем.