Ноа обнимает меня и на вдохе тянет вибрирующую светом силу. Сердце идет трещиной, и из него потоком льется дар, которым меня напитал Источник, но не в Первого, а во вне — в круговорот мерцающих лягушек. Ноа удивленно отшатывается, и звучит надменный женский голос:

— Ну, какой сладенький мальчик. Так бы и села ему на лицо.

В удивлении гляжу на голую Марго, которая оплывает меня по кругу и требовательно разворачивает к трепещущим в воде теням. В размытых пятнах узнаю тех, кого видела в волшебном шаре Гадалки Марии — прошлые жизни.

— Все они любили, глупая девчонка. Из века в век эта любовь росла и питала твою… нашу душу, и ты решила вот так просто отдать ее какому-то мальчишке, который послушал моего идиота-мужа?

— И Карна, — робко отзывается с другой стороны пастушка Жули. — Он, как и Колдун, не отличался сообразительностью.

Девица тоже нагая. Оглядываюсь на изумленного и смущенного Первого, прикрывающего ладонями пах.

— Какого черта?

— Без понятия.

— Источник раскрыл в тебе твою любвеобильность, крошка, — Марго касается моего подбородка и поворачивает к себе лицо. — Скольких мы любили за все наши перерождения? Сотни и сотни раз.

— Мужчин… — Жули тупит глазки и выдыхает. — И женщин.

— Верно, и женщин, — соглашается Марго и улыбается, поглаживая мои щеки. — И пусть так остается. Люби, Венди Белл, мужчин и женщин.

— Но Агатес говорит… — я хочу оправдаться перед властной теткой с большой и мягкой грудью, которая гипнотизирует меня крупными розовыми сосками.

— Агатес, как и любой другой мужчина, собственник, — фыркает Марго. — Отдашь силу, освободишь все свои прошлые перерождения, которые устроят в твоей хорошенькой голове полный беспорядок. Источник сросся с твоей душой и вырвать его — не лучшая идея. то разрушит тонкий баланс. Оно тебе надо, чтобы, например, я завладела телом?

— А тебе надо? — спрашиваю и склоняю на бок голову.

— Я свою жизнь прожила, — Марго смеется, и я вновь смотрю на ее колыхающиеся в воде груди. — Еще одну жизнь потратить на брюзгливого старика? Уволь.

— И я тоже не хочу, — шепчет в ухо Жули, будто боится, что бывший возлюбленный услышит ее жестокие слова. — Я набегалась с Карном по лесу. Теперь твой черед с ним нянчится.

— Простите, дамы, — несмело говорит Ноа Первый.

— Не простим, — огрызается Марго и прищуривается. — И вот тебе урок, куколка, мужчины всегда ошибаются в своих решениях, а расхлебывать потом нам, женщинам.

Удивлена словами мертвой женушки Агатеса и пастушки Жули. Как же так, они ведь любили и любили слепо, но возвращаться в объятия бывших не спешат.

— Теперь твоя очередь любить, Венди Белл с Улицы Риз.

Марго хитро улыбается и жадностью впивается в губы, скользнув рукой между моих бедер. Мне жутко неловко, и пытаюсь вырваться из грубых объятий возбужденной ведьмы, но я тут же оказываюсь в руках нежной и трепетной Жули, а потом меня и вовсе целует бородач, чья жесткая поросль на лице щекочет подбородок. Происходит что-то невообразимое — через объятия, поцелуи и головокружительные ласки все мои перерождения возвращаются в тело, отбрасывая бушующим потоком Первого в сторону. Не он и не его собратья решают, кем мне быть, а я, сотнями разных личин, которые веками стремились к любви, пусть и не всегда сами этого осознавали.

Дары пятерых Ноа вспыхивают в водовороте и солнечными стрелами пробивают грудь, склеивая душу воедино, и я кричу от боли и экстаза, что белым светом окутывает мое слабое сердце.

— За! Белка рыжая! За! — звучит разъяренный голос Ноа Последнего.

Поднимаю лицо на возглас. В пруд с бульканьем ныряют наручные часы и летят ко мне сияющим в переливах воды копьем.

— О, нет, — в ужасе всхлипываю я и хочу отплыть.

— Ноа, какой же ты мудак! — гулко кричит Агатес. — Какого хрена ты вечно все портишь?!

— В жопу тебя, Ноа! — взвизгивает Карн. — Никаких тебе садов на крыше твоей уродливой башни! Никаких пальм, мудила!

— Эй! — восклицаю я. — Сады на крыше — отличная идея!

Раскаленное копье касается переносицы, пробивает череп и проходит через позвоночник живым огнем. Вместе со мной вопит Первый и смеются и булькают подлые лягушки, которые довольны зрелищем и отчаянными эмоциями присутствующих.

— Любовь… — одна из склизких тварюшек припечатывается ко лбу липким пузиком и елозит лапками. — Любовь…

Смеющийся поток подхватывает меня и грубо вышвыривает на берег к ногам Ноа. Туфли его начищены до блеска и аккуратно зашнурованы.

— Почему вы голые? — сердито интересуется мужчина.

— Потому что любят купаться голышом! — истерично и зло отвечает Агатес.

— О, это все объясняет, — хмыкает Ноа и наклоняется ко мне. — Ты вновь перечеркнула мой график.

— О, прости, пожалуйста, — переворачиваюсь на спину и отрываю со лба квакающую мерзавку, — но у любви нет расписания.

— Я пытался, — хнычет рядом Первый, — но потом… передумал.

— Ты охренел? — Карн медленно моргает и в бессилии смотрит на Агатеса, который, по его мнению, должен наказать наглеца.

— Нет… — кряхтит юноша и садится, прикрывая паха ладонями. — Я влюбился. Теперь точно. И бесповоротно.

— Кушать хочу, — печально смотрю во внимательные глаза Последнего.

Мужчина кивает и кидает на грудь мятое платье, потому что нет у него никаких сил смотреть на аккуратные сисечки в россыпи милых веснушек и капельках воды, что искрят на солнце жидким хрусталем.

— А где мои трусики? — с лукавством спрашиваю, оправляя подол платья.

— Не знаю, — флегматично отвечает мужчина и незаметно для остальных прячет кружевной уголок в карман брюк.

Агатес и Карн настолько разочарованы неудачей Первого, что не замечают шалости Последнего, и с легкой улыбкой шагаю по траве, помахивая в руках босоножками.

— Готов целовать твои следы, — завороженно шепчет в спину Первый.

Звонко смеюсь. Я — очаровательная бесстыдница, которая не видит ничего зазорного в том, что четверо мужчин пускают на нее слюни. Я — квинтэссенция их желаний. Я — Ноа. И нет у меня номера, потому что любовь — живет под символом бесконечности.

— Раз нас четверо заинтересованных, — сухо и деловито говорит Ноа Последний, — то нужен график.

Карн мрачно исподлобья глядит на мужчину и медленно втягивает в себя спагетти. Агатес массирует переносицу и пытается справиться с гневом, чтобы не натворить по глупости дел.

— Какой, нахрен, график? — шипит Колдун и не торопится притрагиваться к пасте под сливочным соусом с нежными кусочками курятины. — Я, сука, тебе напоминаю, фактически это моя жена, которая мне давала клятву.