– Возможно, я воспользуюсь твоим предложением, – киваю ему. – Я бы хотела со временем вернуться к изучению иврита.

– Ты можешь вернуться в университет, Севиндж, – улыбается он. – Я помогу тебе. Я поддержу тебя. Обещаю.

Я смущена его предложением.

– Я подумаю, – отвечаю и пробегаюсь взглядом по полкам.

Вижу свои книги из избушки. Энциклопедию. И краснею. Он перехватывает мой взгляд и ободряюще улыбается.

– Идём, осталась одна комната, и сможешь отдыхать.

Мы проходим в последнюю дверь. Комната чуть меньше предыдущих, но тёплая и светлая.

– Это гостевая спальня. Я предлагаю сделать из неё детскую, – говорит Тихон. – Ты можешь выбрать любую комнату под детскую, Севиндж. Я приму любое твоё решение. Но эта комната самая солнечная. Завтра увидишь, как здесь здорово. Наш сынок будет купаться в солнечном свете. С утра до самого вечера. Это же полезно для детей, верно?

– Да, – шепчу я и всё-таки не могу удержать слёз.

Тихон подходит ко мне и гладит по щеке.

– Не плачь, Севиндж, всё хорошо. Не нужно торопиться, обдумай всё хорошенько и скажи, что решишь. Просто скажи, чего хочешь, Севиндж. И всё будет так. Обещаю.

Я хочу, чтобы он меня любил. Но знаю, что он имеет в виду только комнату для ребёнка.

Полкан лает возле двери, и Тихон отправляется выгуливать пса. Я иду в ванную и купаюсь. Надеваю огромный халат хозяина этой квартиры и иду в поисках пакетов с вещами. Они так и остались в коридоре. Выгружаю вещи на кровать и вижу, что здесь куда больше того, что я решилась оставить. Качаю головой, раздумывая.

Надеваю домашнее платье из мягкого хлопчатобумажного полотна и ложусь на другую сторону – где не стоит фото.

Тихон ещё гуляет с Полканом. И я просто таращусь в потолок. Я не хочу спать, хотя уже ближе к одиннадцати. Сегодня я не устала физически, а морально меня переполняют эмоции. Поэтому я просто лежу.

Слышу, как они возвращаются. Тихон не позволяет Полкану скрестись в дверь спальни, но проигрывает. Приоткрывает дверь. Пёс ложится на пол рядом со мной.

– Не спишь? – удивляется мужчина.

– Не могу, – честно говорю ему. – Столько всего…

Качаю головой, не зная, как описать свои чувства. Но ему и не нужно. Он мягко улыбается. Берёт из комода вещи.

– Пойду в душ. Загляну потом. Налить тебе чаю?

– Я бы не отказалась, только…

– Ромашковый, – кивает Тихон. – Я помню. Налью.

Он возвращается минут через десять, свежий после душа, в одних спортивных штанах, с двумя чашками ароматного чая.

– Не против, если я посижу с вами немного?

– Это твоя комната, Тихон, – шепчу я. – Это твой дом.

Он протягивает мне чашку и садится с другой стороны кровати. Мы молча прихлебываем из своих чашек. Я не решаюсь заговорить первой. Тихон ставит чашку на тумбу и берёт в руки рамку.

– Кажется, нам нужно поговорить, Севиндж, – говорит он и поворачивается ко мне.

Я боюсь дышать. Потому что я уверена, что сейчас он очертит границы наших отношений общим ребёнком, и все мои надежды – надежды, которые успели взрасти в моей душе за сегодняшний вечер – будут снова разбиты.

Он.

Я вижу бесконечное множество вопросов в её глазах.

Стоило ей лишь увидеть фотографию у кровати, как она замкнулась. Так и не поняла. Ничего не поняла.

Я надеялся, что она будет спать, когда я вернусь с прогулки. Тогда у меня осталось бы время до завтра, чтобы продумать, что я ей скажу.

Но, конечно, ей не спится.

Приношу чай. И сажусь рядом. Меня злит напряжение между нами. Хочется перерубить его. Хочется молить её о прощении. Пусть я потрачу каждый день своей жизни на это, но я верну её доверие.

Ставлю чашку с недопитым чаем на тумбочку и беру фотографию. Вспоминаю всё с самого начала. Вспоминаю, сколько раз разбивал эту рамку за прошедшие полгода. Сколько раз переставлял фото в новую. И как оберегал волосок, запутавшийся за зубья гребня. Боялся потерять единственную физическую память о ней. О том, что это было реально.

Не могу больше. Не хочу терять ни минуты. Хочу вернуть её доверие. Достать из тумбы коробку с кольцом и сделать её своей женой. Хочу, чтобы мой сын родился в законном браке.

– Кажется, нам нужно поговорить, Севиндж, – поворачиваюсь к ней.

Она смотрит на меня с затаённым страхом. Вида не показывает, но я вижу – боится. Хочу прекратить это. Хочу сказать всё, что думаю. Всё, что держу в себе.

Внезапно её лицо озаряет улыбка. Она ставит чашку и обхватывает руками живот.

– Он шевелится, – шепчет она, – хочешь…?

Спрашивает! Конечно, я хочу.

Накрываю руками живот и чувствую мягкие шевеления. Небольшая волна проходит прямо под моей ладонью.

– Можно я подниму подол? – тихо спрашиваю, заглядывая в её глаза. – Хочу увидеть…

Она закусывает губу и неуверенно кивает.

Медленно поднимаю платье, освобождая живот. Касаюсь её голой кожи. Вижу небольшое смещение под кожей. Живот немного сдвигается в сторону моей руки.

– Он чувствует тебя, – шепчет Севиндж.

Смотрю в её лицо. В глазах застыли слёзы, готовые вот-вот пролиться. Улыбаюсь ей. Обнимаю живот и прикладываю ухо. Чувствую неуловимый толчок. И целую нежно. Покрываю поцелуями своего ребёнка. Покрываю поцелуями его мать.

– Сынок, – воркую прямо в её живот и чувствую отклик. – Я очень тебя люблю. Ты будешь самым счастливым малышом! И мы позаботимся о нашей мамочке, сынок! Она всегда будет нашей самой любимой мамочкой! Самой счастливой!

Чувствую, как Севиндж сотрясается от рыданий. Я не говорю ничего из того, что планировал. Просто притягиваю её к себе и утешаю на своей груди.

***

Когда я просыпаюсь, девушки уже нет рядом. Бросаю взгляд на часы и выбираюсь из кровати.

Нахожу её в кухне. Она напевает себе под нос и что-то готовит. Заглядываю через плечо. Подхватываю с тарелки горячий румяный сырник, и она вздрагивает от неожиданности.

Поворачивается и неуверенно улыбается мне.

– Ты был прав, – говорит. – Та комната, гостевая, идеально подойдёт для детской! Я сидела там с самого рассвета, греясь в лучах солнца. Лучшей комнаты сложно придумать. Когда ребёнок родится, можно поставить туда кроватку и комодик с пеленальным столиком. Я могу жить с ребёнком в ней. Мы не сильно потесним тебя, Тихон.

Я мрачнею от её слов, но стараюсь не подать виду. Она внимательно смотрит на меня.

– Я помню, что ты хотел поговорить. Вчера. До того, как… я тебя перебила. С твоего позволения, мы можем вернуться к разговору после завтрака.