Россия прервала всякие отношения с Парижем, и дело быстро шло к объявлению войны. В начале декабря в соборе Нотр-Дам в Париже Папа Римский торжественно венчал на царство Наполеона. Неделю спустя Испания объявила войну Англии. Французский флот получил союзников, пару десятков линкоров, появились и новые порты для укрытия французов в Атлантике и Средиземном море.

Но не упускали своего и англичане. Первым делом они бросились на десятки испанских купеческих судов, перевозивших из богатых заморских испанских колоний золото и серебро, драгоценности, пряности и другие колониальные товары. Кому-то везло меньше, но кое-кто и наживался.

Петр Рикорд плавал на фрегате «Амазон» и эмоционально нарисовал панораму захвата испанского купца. «Амазон» крейсировал к западу от Кадикса, на вековых путях испанских торговцев, наживавшихся на богатствах колоний Вест-Индии.

Однажды на рассвете заметили большое судно под испанским флагом. Первым выскочил на палубу бывалый штурман. Вскинув подзорную трубу, он быстро оценил удачную находку.

«… Взгляните на подводную часть, — сказал штурман, — она обросла морской травой, судно идет из Мексики, и мы будем богаты, как жиды!

Трудно передать восторг, произведенный этими словами в экипаже фрегата: «Мы будем богаты, как жиды!» — в один голос пронеслось несколько раз по фрегату.

Лейтенант, посланный для осмотра приза, по возвращении на фрегат был встречен толпою офицеров и матросов, с нетерпением ожидавших его.

— Ну, что? — воскликнули несколько голосов.

— Мы будем богаты, как жиды! — повторил лейтенант. — Главный груз — полмиллиона испанских талеров, кроме индиго, кошенили, которыми набит трюм!

Тогда все офицеры схватили карандаши и бумагу и, бросившись к шпилю, дрожавшими от радости руками стали высчитывать, кому сколько придется на долю, и я помню, что капитану досталось семь тысяч, на каждого лейтенанта по две тысячи фунтов стерлингов чистыми деньгами, не считая того, что каждый из них получит за индиго, кошениль и за самое судно.

Вместе с лейтенантом приехал и испанский шкипер. Он не знал по-английски, но говорил по-итальянски, и так как кроме меня никто на фрегате не понимал этого языка, то и просили меня быть переводчиком. Капитан Джемс Паркер, племянник адмирала Паркера, ходил по каюте и машинально повторял:

— Мы будем богаты, как жиды!

Вместе со шкипером вошел и я в капитанскую каюту. Долгое время не мог тот произнести ни слова, наконец, очнувшись, произнес:

— Где же тут законность?.. Вы захватили испанское судно, когда еще не прерваны дипломатические сношения!

В ответ на это капитан сделал знак удалиться, и, когда мы вышли из его каюты, испанец, узнав, что я русский, стал изливать передо мной все свое бешенство.

— Это разбой, пиратство! — говорил он. — Не объявляя войны, захватывают врасплох! Если бы я знал это, то принял бы средства избежать встречи с этими пиратами, а то, напротив, спешил увидеть военный флаг, чтобы проверить свое счисление. Злодеи! Грабители!

Напрасно стараясь утешить бедного шкипера, я должен был наконец предоставить его собственному отчаянию и принять участие в общей деятельности, поднявшейся на фрегате. Из опасения, чтобы ночью не поднялась буря и не погибнул бы драгоценный груз, приказано было выгрузить с него на фрегат ящики с талерами. Началась восторженная, кипучая работа, продолжавшаяся всю ночь.

Обычно все призы отсылались в английский порт, где и продавались особыми агентами, которые получали за это известный процент с вырученной суммы. Но теперь дело обошлось и без комиссионеров.

— Приз денежный разделим и без агента! — сказал капитан, и все единогласно приняли это предложение.

Начался дележ. Звонкая монета из ящиков пересыпалась в фитильные кадки, в которых через люк опускалась в капитанскую каюту и там сортировалась по ценности: золотые дублоны и империалы покрывали весь круглый обеденный стол и блеском своим затмевали талеры, скромно лежавшие на полу. В совершенном порядке, по старшинству, каждый получал свою звонкую долю золотом и серебром и, насыпав ее в мешок, уходил в свою каюту и с удовольствием Гарпагона[46]принимался пересчитывать и любоваться ею. Несколько дней на палубе, где жили матросы, только и слышно было: чик… чик… чик… Приятный звон новых, блестящих, только что отчеканенных в Мексике талеров!.. Каждый матрос получил по 500 талеров, и я по званию волонтера, то же самое»…

Но далеко не всегда захват призов заканчивался удачно. Случалось, что ниспосланные дары оборачивались бедой.

В ту пору, когда Рикорд с экипажем упивался неожиданным подарком, в тех же широтах перехватывал купцов английский фрегат «Египтянин» под командой капитана Чарльза Падета. На фрегате служил волонтером российский гардемарин Семен Унковский. В прошлом году он со своими однокашниками-гардемаринами по направлению морского министерства попал в Англию. Среди его друзей был и Михаил Лазарев…

В отличие от лейтенанта Головнина, томившегося в монотонной патрульной службе, гардемарину Унковскому повезло больше. За год он успел со своим фрегатом вояжировать у мыса Доброй Надежды, островах Зеленого Мыса, Святой Елены. Повидал он Тенериф и Азорские острова, побывал в Вест-Индии.

В своих записках Унковский отметил кампанию 1804 года: «В июле месяце прибыл на рейд английский корабль „Плантагенет“, 74-пушечный; вскоре потом пришли на рейд 16-ть ост-индских кораблей под конвоем „Альбионса“ и „Диоптер“, два 74-пушечных корабля. Командующий оным конвоем сдал конвой капитану корабля „Плантагенета“, под начальством коего и мы находились. Июля 13-го конвой снялся с якоря, направя курс к северу». Быть может, как раз в это время на «Плантагенете» служил и Головнин…

А Унковский на своем фрегате отплыл к острову Вознесения, Азорским островам и в Портсмут. Вскоре «Египтянин» отправился в крейсирство к Канарским и Азорским островам «для пресечения испанской коммерции из Южной Америки». Фрегату везло, он захватил несколько призов и отправил их в Англию. Один из плененных призов капитан доверил отвести и Унковскому. Он исполнил это не без приключений и отвел испанское судно в Плимут. В следующий рейс гардемарин Унковский едва не лишился жизни.

«25 февраля были у берегов Муроского залива, — вспоминал Унковский много лет спустя, — взяли испанское судно „Провиденс“, бриг, на котором я отправился в Англию с 6 человеками матрозов.

7 марта видел несколько судов на горизонте, многие терпели, по-видимому, бедствие от крепкого ветра. 11 марта ветер переменился к вест-зюйд-весту — мне благополучный. В 6 часов пополуночи приказал осмотреть вокруг горизонт, между тем переменил изорванные паруса после ветра. Посланный мною матроз для осмотру объявил мне, что видно судно за кормою и держит одинаковый курс с нами. Чужое судно скоро видно было с палубы. По рассмотрении оного в трубу узнал, что то был одномачтовый военный катер. Я поставил все паруса. В 11 часов катер подошел на расстояние пушечного выстрела, выпалил из пушек, поднял французский флаг, я поднял англицкий. Он, подойдя и сделав залп из ружей, приказал мне лечь в дрейф, а сам, пройдя меня на ветер, лег в дрейф под ветром у меня, спустя грот и ялик. Тогда я увидел, что я находился от него довольно на ветре, тотчас наполнил все паруса, и полагая уйти, но ничто не помогло, он скоро вторично сделался обладателем.