Не знаю, как я выбежал из дома, как очутился на лужайке. Все, что я помню, — лишь окровавленный Рекс на траве и удаляющаяся фигура отца с ружьем.

Я видел, как Рекса покидала жизнь. Его глаза остекленели, лапы одеревенели, язык посинел. Я смотрел на него, не в силах отвернуться. И уже тогда, в детстве, я чувствовал, что вид умирающей овчарки запечатлелся во мне навсегда.

Я зажмурился, но перед моим внутренним взором неизгладимым отпечатком стояло мертвое тело собаки и мягкая влажная шерсть, пропитавшаяся кровью.

Позже мы с мамой оттащили Рекса к выгребной яме и бросили туда — гнить среди смердящих тушек и требухи. И мне показалось, что вместе с Рексом в яме навсегда осталась и часть меня: то хорошее и доброе, что во мне было.

Я постарался вызвать слезы — и не сумел. Бедный пес ни разу не сделал мне ничего плохого, он дарил лишь любовь и доброту.

И все же я не мог даже его оплакать.

Вместо этого я научился ненавидеть.

Холодное, твердое зерно ненависти зародилось в моей душе, как алмаз в черной куче угля.

Я поклялся, что никогда не прощу отца. Однажды я сумею ему отомстить. Но сначала я должен был вырасти.

А пока, находясь во власти отца, я довольствовался фантазиями. В них отец страдал. И я тоже.

Запершись в ванной, спрятавшись в сарае или укрывшись на сеновале, где никто меня не видел, я мысленно покидал собственное тело и полностью отдавался воображению. В нем разыгрывались чудовищные сцены убийств: мучительных отравлений, кровавой резни и извлечений внутренних органов. Меня четвертовали, потрошили, пытали до смерти. Я истекал кровью.

Иногда я вставал на кровать и представлял, что языческие жрецы собираются принести меня в жертву, что они тащат меня к обрыву и сбрасывают в море, глубины которого так и кишат прожорливыми чудовищами.

Закрыв глаза, я спрыгивал с кровати.

И чудовища разрывали меня на части.

Мариана вышла от профессора, слегка пошатываясь.

И дело было не в алкоголе, хотя она и правда выпила лишнего. Книга с подчеркнутыми строчками повергла ее в шок. Похоже, озарение порой пьянит и кружит голову не хуже спиртного.

Мариана не могла держать это открытие в себе. Ей необходимо было им с кем-нибудь поделиться. Но с кем?

Она остановилась во дворике и задумалась. Разыскивать племянницу не имеет смысла: после их разговора Зои все равно не воспримет ее слова всерьез. Нужен кто-то, кто точно ее выслушает. Может, Кларисса? Вряд ли она захочет ей поверить…

Остается только один вариант.

Мариана вытащила телефон и набрала Фреда. Тот ответил, что будет счастлив с ней пообщаться, и предложил встретиться в «Гарди» через десять минут.

Кафе «Гардения», или попросту «Гарди», уже много лет не теряло своей популярности среди студентов. Оно специализировалось на греческой кухне и фастфуде, работало до поздней ночи и располагалось в самом сердце университетского кампуса.

Мариана двинулась вперед по извилистой пешеходной улочке и еще издали почувствовала запах шипящей на сковороде картошки фри и жареной рыбы. В крошечную кафешку вмещалось всего несколько человек; большинство посетителей брали фастфуд навынос и лакомились на открытом воздухе перед кафе.

Фред стоял у входа, под зеленым тентом, возле таблички с призывом: «Перекуси по-гречески!» При виде Марианы он радостно заулыбался.

— Привет! Хочешь картошки? Я угощаю.

От долетавших из дверей «Гарди» ароматов у Марианы разыгрался аппетит. Ведь она почти не притронулась к кровавому ужину у Фоски.

— Спасибо, с удовольствием.

— Одну секундочку, мисс!

Фред с готовностью ринулся внутрь и, споткнувшись о ступеньку, налетел на выходящего оттуда посетителя. Мариана невольно улыбнулась. Пожалуй, еще ни разу она не видела такого неуклюжего парня.

Вскоре Фред вышел из кафе, неся два бумажных пакетика с горячим картофелем фри.

— Держи. Кетчуп? Майонез?

— Нет, спасибо.

Подув на угощение, чтобы слегка остудить, Мариана положила один кусочек в рот. Картошка оказалась соленой и острой, даже чересчур, с ощутимым привкусом уксуса. От избытка пряностей Мариана закашлялась.

— Многовато уксуса? — забеспокоился Фред. — Извини, я случайно. Рука дрогнула.

— Ничего страшного. — Мариана улыбнулась. — Очень вкусно.

Несколько секунд они молча уплетали картофель фри. Мариана украдкой посмотрела на Фреда. В мягком свете фонаря и без того юный парень казался еще моложе. «Совсем мальчик, — подумалось ей. — Жизнерадостный, восторженный бойскаут». Мариана поймала себя на том, что испытывает к нему искреннюю симпатию, и поскорее отогнала эту мысль.

Заметив ее взгляд, Фред смущенно улыбнулся и с набитым ртом произнес:

— Конечно, я буду жалеть о том, что сказал, но признаюсь: я был очень рад твоему звонку. Получается, ты по мне скучала, хотя бы самую капельку… — В этот момент по выражению лица Марианы он догадался, что неправильно истолковал ее поступок, и его улыбка увяла. — А, понял. Ты позвонила не поэтому.

— Я позвонила, поскольку кое-что произошло и мне нужно с тобой поговорить.

Фред просветлел.

— Значит, ты все-таки хотела со мной поговорить?

— Ох, Фред!.. — Мариана закатила глаза. — Ты можешь просто послушать?

— Слушаю.

Пока юноша жевал картофель, Мариана поведала ему про обнаруженные у убитых девушек открытки и про книгу, найденную у Фоски.

Когда она закончила свой рассказ, Фред какое-то время молчал. Затем он спросил:

— И что ты теперь будешь делать?

— Не знаю.

Парень отер губы и, скомкав бумажный пакетик, выкинул его в урну. Мариана внимательно посмотрела на него.

— Фред, ты ведь не считаешь, что у меня просто разыгралось воображение?

— Не считаю.

— Даже при том, что у Фоски оба раза было алиби?

— Одной из тех, кто обеспечил ему алиби, уже нет в живых, — напомнил Фред.

— Это правда.

— Может быть, Серена солгала.

— Может.

— Конечно, существует еще одна версия…

— Какая?

— У Фоски есть сообщник.

Мариана удивленно взглянула на Фреда.

— Мне и в голову не приходило…

— Это объясняет, как Фоска ухитряется быть в двух местах одновременно.

— Да…

— Но ты в такое не веришь?

Мариана пожала плечами.

— По-моему, он не стал бы иметь дело с сообщником. Мне кажется, Фоска предпочитает действовать в одиночку.