Может быть, Хастад сейчас появится и оторвёт Крючку голову? Но тогда Олю снова ожидал бы суд, допросы и пытки. А потом – тюрьма.

Что хуже: быть изнасилованной или загреметь в тюрьму?

Стоило ей отвлечься на мысли о великане, как её тут же больно схватили за волосы и прижали лицом к эрегированному, изогнутому в сторону члену.

– А-а-а! – вырвалось у Оли. Происходящее было слишком мерзким, чтобы стерпеть.

– Давай, ублажай меня, как ублажала великанов! Тебе понравится, обещаю, – внезапно он разозлился, что жертва не горит желанием подчиняться. – Я сказал, открывай рот, сука, и соси мой член!

Но вместо приятного влажного тепла Крючок ощутил нестерпимую боль. Зубы паршивой овцы впились ему в член. Возбуждение исчезло в ту же секунду, а взамен ему возник гнев.

Крючок намотал Олины волосы на кулак и, что есть мочи, приложил её головой об унитаз.

Забава не удалась.

Перед уходом Крючок со злости пнул Олю в спину, отчего она неловко упала и ещё раз ударилась головой о фаянс.

***

Когда неудавшийся насильник оставил Олю в покое, она ещё долго не могла заставить себя подняться на ноги.

Во рту пересохло от длительных попыток проплеваться после соприкосновения с Крючком.

Рвотные позывы скручивали живот напрасно: желудок был пуст.

Зато слёзы катились градом. На удивление плакалось легко, с рыданиями и отчаянным желанием оборвать эту никчёмную жизнь.

Остаток рабочего дня Оля скрывалась от надзирателя, а когда тот обнаружил её, выпросилась продолжить отработку в помещении. Что угодно, лишь бы на глаза больше не попадалась физиономия Крючка.

Показываться в таком виде чрезмерно любопытной Ксю тоже не хотелось. Та поднимет бучу и раструбит об избиении на всю округу.

Несмотря на ясные мысли в голове, взять себя в руки и успокоиться у Оли не получалось. От одного воспоминания о происшествии в туалете она начинала всхлипывать, а руки дрожали, как у наркомана во время ломки.

Домой она ушла раньше всех, несмотря на риск получить дополнительный штраф от надзирателя. Настолько мерзко было от осознания, что к её коже прикасались чужие гениталии. А ещё выросла шишка на лбу и разбита губа. Не скроешь – слишком заметно. И больно.

Что в ней, Оле, такого диковинного, что магнитит маньяков? Почему их привлекает именно она? Ещё в юности парни из соседнего корпуса детдома пытались надругаться над ней. А теперь, после судимости, все к ней будут относиться, как к отбросу. Все, кроме одного великана.

За последние пару месяцев Оле довелось испытать множество разновидностей боли: от ноющей до острой, будто бы тысячи игл пронизывают тело насквозь. И был ещё другой, самый изощрённый вид боли: унизительная. Каким бы ни было воздействие на организм, унижение усиливало его эффект.

По дороге Оля передумала умирать. Ей по-прежнему хотелось перестать существовать, но решимости поубавилось.

Дома она с остервенением натирала себя мочалкой, но всё равно не могла избавиться от фантомного ощущения прикосновений Крючка.

А если Хастад не поверит ей, учуяв запах чужого мужчины? Что тогда? Убьёт сначала её, неверную, а затем нерадивого любовника? А, может, он слетит с катушек и начнёт убивать всех встречных направо и налево? Тогда Оля станет виновницей гибели ни в чём не повинных людей.

Кожу головы жгло в том месте, где её дёргали за волосы. Было ощущение, будто Крючок до сих пор держит её.

Руки сами потянулись к ножницам. Чик – и длинные пряди, заплетённые в хвост, осыпалась на пол. Ещё несколько движений – и на Олиной голове остался короткий ёжик, неровными пеньками торчащий в разные стороны.

***

Как только стало ясно, что Крючок больше никогда не поднимется на ноги, Хастад вернулся домой.

Хола была в ванной.

От увиденного великан на мгновение застыл в дверях. Его Хола с опухшим от слёз лицом, избитая, сидела голая на полу ванной комнаты, а вокруг валялись остриженные волосы. От неё пахло душистым гелем для душа и немного Крючком, особенно от рук, лица и лежащих на полу волос.

– Хола, глупая, что ты наделала? – воскликнул великан.

– Не подходи, на мне его запах... – всхлипывая, предупредила она.

Хастад молча сгрёб Олю в свои объятия.

– Обещаю, он больше никогда не тронет тебя. Всё пройдёт, – сказал он, и Оля начала всхлипывать ещё громче, прижавшись лбом к груди великана. – Всё-всё, успокойся. Давай я обработаю ссадины, – он достал с полки флакон с дезинфицирующей жидкостью и ватный диск. – Посиди смирно.

Жжение в местах, где была повреждена кожа, немного отрезвило Олю, и она успокоилась.

Хастад завернул свою женщину в полотенце и перенёс в комнату, на диван.

– Ложись на спину, – сказал он, забирая у Оли мокрое полотенце.

– Мне нужно одеться, – стыдливо прикрылась руками она.

– Оденешься потом. Ложись и расслабься.

– З-зачем это? Я не хочу…

– Хола, у нас будет близость, только если ты сама этого захочешь. Я сделаю тебе массаж.

У Оли не нашлось сил спорить, и она откинулась на подушку. Руки рефлекторно потянулись прикрыть грудь, хоть это и было бессмысленно. Хастад десятки раз видел её полностью обнажённой.

– Ты зажата. Постарайся отвлечься и ни о чём не думать. Если будет неприятно, сразу говори.

– Угу, – кивнула она и попыталась расслабиться, но как только рука Хастада легла ей на живот, вздрогнула всем телом.

Прикосновения, при всей Олиной недоверчивости, оказались мягкими и нежными. Под горячей ладонью великана сведённые гипертонусом мышцы, наконец, вернулись в нормальное состояние. Словно кто-то распутал внутренние узлы. Даже дышать стало легче.

– Спасибо, – поблагодарила она. Слово получилось каким-то сдавленным, будто бы деформировалось, просачиваясь сквозь узкое окно.

Действительно, Оля очень и очень давно не говорила Хастаду приятных слов. Еда и порядок в доме казались чем-то само собой разумеющимся и меркли перед случившимся три месяца назад горем.

Великан сделал вид, что ничего не слышал. Он достал из шкафа Олину одежду и протянул ей, а сам ушёл на кухню, чтобы разогреть еду.

– Я думала, ты придёшь в ярость, узнав о случившемся, – сказала Оля ковыряясь в тарелке с пастой. Открывать рот было больно, поэтому Оля старалась наматывать на вилку не слишком много спагетти.

– Я и так в ярости, – ответил великан мертвенно спокойным голосом.

– Ну, ты же не устроил массовую расправу у всех на виду…

– Если бы я так сделал, что потом стало бы с тобой? – спросил великан.

Оля пожала плечами и на этом её готовность к взаимодействию иссякла. Она доела ужин и легла спать, а Хастад погрузился в своё любимое занятие – чтение.