дядя Алексея был на вас, по-видимому, так зол, что решил растянуть месть на долгие недели, месяцы… Чтобы вы боялись новых выступлений, чтобы ваши нервы были не такими прочными, как раньше. Все заведомо делалось с целью! Но цель иногда не оправдывают средства, — ответил я на еще не заданный вопрос. — Появляющийся реквизит — это только начало, цветочки, дальше хуже. Ничто не вечно! В клубке всегда найдется как начало, так и конец, каким бы большим он не оказался. Размер не имеет значение, главное из — чего он сделан.

Настало время плакать мальчику. Он сложил руки на столе, положил на них голову и тихо засопел.

— Я не хотел…

— С тобой мы потом разберемся! — прервал его Сергей Дмитриевич. — Игнат! На сей раз ошибались мы! И ты все еще продолжаешь быть участником нашего коллектива.

— Нет! Вы меня извините, но мое время вышло. Все, что мне посчастливилось сделать, — я сделал. Удача, случай, везение… свет прожекторов, аплодисменты зрителей, новые номера, трюки, совершенно иные знакомые…

Я посмотрел на Веронику.

— Здесь было совершенно все, о чем я мечтал. Даже мечта стала «Мечтой», но с меня хватит! Показав свое умение во множестве мест, я многое узнал, научился ценить и уважать! И сегодня — мой последний выход на манеж!

Повернувшись, я стал удаляться, оставляя позади себя окаменелый и ничего не понимающий цирковой коллектив вместе с руководителями.

— А может… — начала было Любовь Васильевна, совершенно пораженная недавно случившимся и не знающая, что к чему.

— Нет-нет, спасибо! Я найду выход!

И скрылся за кулисами. Затем появился вновь.

— Да, передайте привет и пожелайте здоровья Наталье Семеновне и Николаю Алексеевичу! Надеюсь, им спектакль понравился.

Улыбнулся и, обведя на прощание всех присутствующих добрым взглядом — ушел. Ушел навсегда! Меня никто не мог остановить. Да и кому это было делать? Произошли слишком ошеломляющие события, чтобы обратить на меня внимание.

«Два-ноль в мою пользу!»

Я вышел на улицу. Становилось темно. Мороз нещадно щипал лицо. Метели не было, но белые тучи застилали все небо. За пределами шатра, на дороге, меня ждал Михаил на недавно починенном «Запорожце» и сидящий рядом Александр, который увидев меня, открыл окно и крикнул:

— Ты скоро? Мы тебя замерзли ждать!

Да, я и забыл, что автомобильную печь еще не успели починить.

Пока я вел «дружескую беседу» с коллективом, мои друзья перенесли все коробки и ящики для фокусов в машину, так как они были сделаны мною лично. Ждали только меня, но я почему-то не спешил уходить. Я прощался с цирком!

Теперь я никогда не услышу радостного звонкого смеха Подчечуйкиной, никогда не увижу искрящегося блеска в глазах Колошиной, сосредоточенности и решимости гимнастки на трапециях Фоменковой, глубочайшей задумчивости всегда сидящей в отдалении Тужуркиной. Тем более не буду присутствовать при придумывании и репетиции новых реприз Иннокентием Колошиным. Вечные удивления Анастасии Конарейкиной останутся в прошлом, и она больше никогда не спросит секрет того или иного трюка в моем исполнении, а улыбка Анны Мерзляковой надолго останется в моей памяти.

Смех, радость, веселье… Здесь было все, что нужно, но только не спокойствие. Слезы, разочарование ушли в прошлое и никогда больше не вернутся. Долгожданный мир наступит совсем скоро, буквально на следующей репетиции. Идеальная цирковая семья будет еще очень долго веселить зрителей не только города, но и всей области, но я уверен, однажды наступит тот день, когда они будут гастролировать по всей России! Тогда наступит идеальное время для идеального коллектива!

Перчаткой я снял катившуюся слезу, в последний раз посмотрел на шатер, где, по всей вероятности, еще выясняли непроясненные обстоятельства, вздохнул и сел в машину.

Я еще долго смотрел на удаляющийся шатер, но после того, как он скрылся за поворотом, мне стало невыносимо больно.

Грусть преследовала всю дорогу!

Семена радости пропали. Осталось лишь воспоминание!

Ровно через пять месяцев я пришел в цирк «Мечта» на очередное выступление. Маленький коллектив с двадцатью участниками сейчас насчитывал около сотни. Появились новые номера: квартет акробатов, трио воздушных гимнастов, двадцатка жонглеров, группа эквилибристов на цилиндре во главе с Вероникой Колошиной и многие другие. Клоунские репризы так же отличались оригинальностью и своеобразным юмором. Теперь в этом виде жанра было задействовано десять человек!

Изменилось все! Даже Евгения выглядела намного лучше, чем прежде.

Цирк жил новой жизнью! На лицах всех его участников светилась улыбка, которой ранее никогда не наблюдалось. Настоящее счастье поселилось в шатре, и никто не мог его испортить.

Что случилось с Алексеем, я не знаю, да и думать об этом как-то не хотелось, но в цирк ему дорога была закрыта навсегда.

Мы выиграли войну!

Хотя я сидел в первом ряду, меня никто не замечал. Что за парадокс? Я хотел и уйти незамеченным, но после того, как Анастасия показала свои фокусы, от которых меня бросило в жар, я не выдержал.

— Да разве это фокусы? — выкрикнул я после того, как закончился номер.

Девочка остолбенела и смотрела только на меня.

Показав восемь трюков из моей фирменной коллекции, я повернулся к ней лицом и сказал:

— Вот это — фокусы!

Я даже не сообразил, что сделал. С этого момента я опять оказался втянут в паутину цирковой жизни. Это когда-нибудь закончится?

Я опять в цирке?

Опять в роли фокусника, мага, волшебника?

Не может быть!

Вот влип!

Зато теперь можно с гордостью сказать: «Цирк, цирк, цирк… братцы, приходите в цирк!»

Видимо моя судьба быть там, где я должен. Цирк вечен, так же, как и его артисты. Одни приходят, другие уходят. Здесь нужны все! Даже Вероника Колошина и Ольга Подчечуйкина.

С моим… нашим медведем фотографируются с детишками, видимо для семейного альбома. Память! Она никогда не угаснет!

Не буду говорить, как меня встретили. И так все ясно!

Счастье, улыбки…

Это же цирк, цирк, цирк…

Да, «дело-то о тараканах» — закрыто! С чем я Вас и поздравляю!

Сумев все же под утро дочитать до последнего слова, Евграфий Порфирьевич прикрыл глаза лишь на секунду и сразу же провалился в долгий, беспокойный сон.

На работу он, естественно, опоздал. Сотрудники с недоумением смотрели ему вслед, не понимая подобного поведения заведующего. Обычно такого не было в его духе и никогда не происходило. Проспать три часа рабочего дня!.. Но никто ничего не сказал и даже не сделал замечания.

Телефон несколько раз разрывал тишину мучившегося в ожидании конца смены человека, но Евграфий Порфирьевич так и не ответил, полностью погруженный в мысли, далеко отстраненные от его больницы.

Пока