Лапка попала в капкан первого номера. Вкруг этого зашёл и спор.

– Смотря какой олень, – парировал Первый Трёхпал, понимая, что прокосячился.

– Да хоть какой – бесполезно.

– Ну коне-е-ечно, – передразнил Первый, поёживаясь, и забил, как клювом: – Спокойно одавит однёрку.

– Да в жись не одавит. – Второй даже хрюкнул и весело оглядел присутствующих, качая головой, мол, видали упёртого.

– Ну, двух тогда ставь! – гневно крикнул Первый. – От промблема-то, едрим-ть.

– Да ково двух? Будут задами толкаться. Ещё и соболя стопчут.

Тут Желна, очень веско и медленно, откашлялся и с паузами отмерял:

– Олень никогда не одавит однёрку. Нолёвку куда ни шло. Ещё какая пружина. А однёрку… ни в жись, – и презрительно замолк.

– Да я чо и говорю, – сказал Второй Трёхпал, – нолёвку да, согласен. А всё что больше, только сохатый.

– Мужики, – снова вступил Желна, будто не слыша и не признавая, что про лося застолбил Второй Трёхпал, – не пойму я вас, чо вы хреновиной занимаетесь. Сюда наа сохатого, бычару сыто́го. Тот одавит. А так бесполезно. Ладно, я полетел.

– Да погоди, полетел, – возмутился Федя. – Там вот край тундры след был вроде свежий. Слетай глянь – может, там он.

– А мне это наа? – презрительно сказал Желна. – Сопли с вами морозить.

– Слышь ты, долбень, – вышел из себя Федя. – Ты языком своим липучим можешь хоть сколь молотить, а я те дело говорю: будь другом, слетай. А я тебе помогу, глядишь.

– Да чем ты мне таким поможешь? – кобенясь, затянул Желна.

– Ой, невозможно, мужики! – закричала Соболюшка. – С вами точно заколеешь, пока договоритесь! Ой, пропадаю! Спасите-помогите-замерзанье!

– Она дело говорит. Совесть-то поимейте. Я тебе расска… – Он снова обратился к Желне, но Второй не выдержал:

– Да давай я сгоняю. Этот вечно… – кивнул на Желну, – только языком…

– Мурашей стращать, – поддакнул Первый.

– Сгоняй, а я тебя научу, как, например, в ловушки не попадать. А то я знаю, вашего брата сильно много в кулёмках гибнет.

– Да лан, разберёмся! – крикнул Второй и улетел.

Минут через десять он вернулся и сказал, что в осиннике стоит сохатый, «здоровенный бычара, рога, как лопаты, ещё и фырчит».

– Сиди, – сказал Федя Лапке. – Щас всё сделаем. Главное, не дрыгайся – лапу загубишь, – и побежал, слыша удаляющийся разговор:

– Олень никогда не возьмёт «однёрку»…

– Да ба-рось ты. От у нас в запрошлом году…

Желна никуда и не двинулся.

А Федя увидел картину. Здоровенный сохатый стоял и, несмотря на мороз, лызгал упавшую осину. Аккуратные свежие бороздки украшали оливковый бок. Рога Сохатого были великолепны, в пупырышках, жёлтые в лопате и буро опалённые с боков на отростках.

– День добрый, хозяин! – солидно сказал Фёдор совсем из-под низу.

– Смотри, как обрабатываю, – не поворачивая головы, ответил Сохатый откуда-то сверху. Потом отошёл и посмотрел на расстоянии. Тёмно-коричневый, он весь колыхался, ходя ходуном, поднимая длиннющие белые ноги, словно они были на верёвках – штанги какие-то, враз и не переставишь.

– Нормально. Слушай, помоги тут, а я тебе расскажу, где соль взять.

– Я все-гда го-во-рю, ххэ, – очень неторопливо и веско говорил Лосяра с придыханием, – что всё дело в инструменте, ххэ. Если путний инструмент, – и он снова полоснул кору, – то что мороз, что не мороз. Один леший.

«С таким мастером она точно загнётся», – подумал Федя.

– Помоги, а? Здесь рядом. И делов на пять минут. А я тебя научу, как под пулю не попасть. Капитально научу.

– И как? – сказал Сохатый с воспитывающей интонацией. С придыханием, с рабочим кряхтением он перебрёл через ствол, не спуская с него глаз. – Под пулю не попасть?

– Да расскажу всё. Слово. Только сначала надо освободить соболюшку одну.

– Откуда освободить?

– Из капкана.

– О-о-о-о! – затянул вдруг Сохатый неожиданно категорично и зачастил очень нудно: – Не-не-не! Не-не-не! Даже-даже…

– Да чо ты испугался?

– Да к чему мне неприятности эти?! Капканы чужие тем более… Не-не. – И он отвернулся, помолчал и, продолжая сопеть, сказал прежним тоном: – Ты давай-ка стрельни оттудова… Ровно ли бороздка легла?

– Да мои капканы! – выпалил Федя. – Мои! Погнали!

– Той-той-той… – вдруг с невыносимой уже основательностью остановил Федю Сохатый. – Какие такие твои? – допросно попёр, не отрываясь осинового бока. – Ты кто такой?

– Я Фёдор…

«И зачем я ему рассказываю!» – в отчаянии думал Федя. Но чутьё говорило, что тянуть нельзя.

– Той-той. Той… – замер Сохатый, вперясь в осину.

– От те и «той». Хоть голодный, хоть сытой. Я – Фёдор. Да! Я превратился в соболя, – выпалил он, краем глаза и ушами исследуя, слышит ли кто его слова. Наверняка какая-нибудь кедровка притихла и замирает от восторга и предвкушения…

– Той-той-той, – еще раз обойдя осину и ещё внимательнее вперясь ей в бок, сказал Сохатый. – Смэ как ровненько. Лыска должна быть ровно восемь милли́метров. Тогда такую осину хоть куда… Ну-ка стрельни. Давай-ка отскачи туда… Я вообще люблю, когда всё по путю.

– Да какие милли́метры, там Чёрная Лапка гибнет! – крикнул Федя («Отскачи ещё!») и добавил отчётливо: – Ты можешь туда подойти и на эту пружину наступить? Я с тобой рассчитаюсь.

– Той-той-той… Значит, как под пулю не попасть. Да? – совсем замедлил речь Лосяра. – А мне на кой, если Хвёдора-то нет теперь! Ну? Мне чо его пули-то? – и вдруг посмотрел на соболя и зычнейше фыркнул: – А?! – Да так, что Федя подскочил. Лось был огромен и нависал, как буровая, на бесконечных своих ногах.

– Я тебе расскажу, как мой брат Гурьян ходит, как его собака работает и где стоять лучше – куда он вообще не ходит. Вообще! И про Перевального. И скажу даже, когда он весной на участок ездит.

– Той-той-той. Давай так. Превратился в соболя, да? А он где тогда? Соболь? Где он есть? А? – снова рявкнул Сохатый. – Соболь был? Был. А теперь ты́ вместо него. Ты его что, из шкуры выжил? Х-хе… Я чо, не понимаю? Значит, он где-то бегать должен? Без шубы. Так? Или, может, его спецом под тебя сделали? Соболя? – и успокоенно подытожил, пристально пялясь в новую риску: – …Вот это меня волнует. Я люблю, чтоб всё досконально было. Смотри, какой бок!

– Да леший его разберёт! С шубой, без шубы! – кричал уже Федя. – Давай потом. Давай ты освободишь Чёрную Лапку. А там поговорим.

– Да не вопрос, – сказал Лось, и Федя с облегчением вздохнул, а Лось добавил: – Только сейчас мне с осиной разобраться надо. Давай после обеда. Завтра.