…В моей прошлой жизни, когда я женился на Даше, мы играли свадьбу в скромном кафе. А за полночь, когда все наелись-напились, потащили недоеденное и недопитое домой. Помню ящик «Столичной», который несли двое коллег отца. Оба изрядно набрались, их качало и шатало, и вот они цеплялись за ящик, чтобы удержать равновесие. Но нам с Дашей водка была неинтересна – лично я тащил домой целую гильзу пломбира!

Стоял конец декабря, мы поставили гильзу на лоджию – и целых две недели молодой муж угощал свою жену вкуснейшим мороженым. Дорвались, называется!

Я незаметно посмотрел на Инну. Девушка отхлебнула из стакана, облизала острым язычком верхнюю губку – и словила мой взгляд. Улыбнулась, но не так, как я привык видеть – радостно или ласково, а светло, трогательно и доверчиво.

Черт, еще немного, и я начну сюсюкать! Опустив глаза – губы сами разошлись в выражении симпатии, – я соскреб с пломбирного «снежка» толстую стружку, зачерпнул подтаявшего мороженого и вобрал губами, пробуя языком, смакуя холодную сласть.

Упражняя вкусовые пупырышки, я памятью вернулся в прошлое, которое пока в будущем. Восхитительный оборот! Да ладно, правда ведь… Память…

Я помню все-все-все, до мельчайших подробностей, любые события, происходившие со мною лет с четырех. Помню прочитанные книги и учебники, могу по памяти повторить любой чертеж, который я когда-либо видел, или наизусть рассказать протоколы опытов по высокотемпературной сверхпроводимости.

Время от времени я усилием воли заставлял свой мозг забыть халтурный роман или неприятное наблюдение, но девяносто девять процентов моего жития по-прежнему «заполняют файлы» где-то в коре.

Когда мы расстались с Дашей, я дважды или трижды пытался вычеркнуть ее из своей жизни, но всякий раз останавливался. Какими бы ни были мои воспоминания – печальными, тошными, постыдными, все равно, они – часть меня, моей личности, моей жизни.

Еще недавно я точно знал, что буду делать в восемьдесят втором году – поеду на Дальний Восток, заново знакомиться с Дашей. Не знаю даже, что мне удастся изменить к тому времени, но если я буду жив, то начну все сначала, с чистого листа. Я ведь помню все свои ошибки, все грешки и упущения. Исправлю не по совести содеянное и докажу, что Даша не совершила ошибки, когда ответила мне: «Да…»

А теперь? Теперь в мою жизнь вошла Инна. Надолго?

На год? До выпускных? Или на всю жизнь?

Законы человеческой природы просты и незатейливы. Никто не ведает, отчего ты безразличен к красотке, а привязываешься к простушке. Сам ты строишь сложные логические умозаключения, оправдывая или отстаивая свой выбор, вот только закон встреч и расставаний совершенно алогичен.

Забавно… Я отягощен знанием будущего, но уже не уверен в собственном завтра!

– Миша… – Инна пригубила коктейль и продолжила, будто выдавая секрет: – А у меня скоро день рождения… В апреле, в День космонавтики. Ты придешь?

– Обязательно! – утвердительно кивнул я. – А кого ты позовешь?

– А никого! Только тебя – и еще Машу.

– Ну, где Маша, там и Света, – рассудил я с улыбкой.

– Ну да, эта парочка неразлучна! – рассмеялась девушка. – Мама моя будет, бабушка с дедом, Лариса – сестра старшая… И еще Володька приедет на побывку – это брат мой, он сейчас на флоте служит. Обещал, что будет как штык!

Я посмотрел на Инну. Нет, она не строит никаких планов на мой счет, просто собирает любимых людей. И среди них – я.

– Буду как штык!

Тот же день, часом позже Первомайск, улица Мичурина

Марина спешила и оттого немного нервничала – приходилось признать, что ее волевая натура давала сбой. Сказывалась усталость последних дней и целая череда тревог.

Олейник тоже сдал – с самого утра бегает, суетится, даже позволил себе рюмочку коньяка в качестве успокоительного. Это действенное средство «прописал» Лукич, а тот «дело знает туго», промашки не даст.

– Товарищ полковник? – неуверенно обратилась Исаева к понурому начальнику. – Разрешите?

Тот, как сидел, так и продолжал сидеть, уставясь в изрезанную столешницу.

– Присаживайтесь, Марина, – утомленно сказал Василий Федорович и со вздохом откинулся на скрипнувшую спинку стула. Короткие, толстые пальцы его левой руки, безвольно лежащей на столе, сами будто нащупали карандаш «Тактика». Стали его катать, крутить, устанавливать торчком, как ракету на старте. Карандаш отказывался стоять столбиком, падал, но пальцы неутомимо воздвигали его снова.

Исаева с трудом оторвалась от этого поучительного зрелища.

– По нашим наблюдениям, товарищ полковник, – заговорила она официальным тоном, – Вакарчук кого-то ожидает, возможно, связника. Мы следили за ним все эти дни. Похоже, он одолжил «Запорожец» у приятеля, но особо не раскатывает. Позавчера Вакарчук доехал до окраины – по Советской, туда, где кончаются дома, это за роддомом, за кладбищами. Справа – православное, слева еврейское. Там у дороги стоит старый павильон на остановке автобуса – добротный такой, из кирпича и бетона. По тому маршруту рейсы отменили еще лет десять назад, но павильон век простоит… – Марина поймала себя на болтливости и поморщилась. – Напротив, возле ограды, находится трансформаторная будка, тоже капитальная. Вчера мы там организовали наблюдательный пункт…

– А шо, стоило? – впервые проявил интерес Олейник.

– Стоило, – уверенно кивнула девушка. – Позавчера Вакарчук съехал с дороги за остановкой, поднял капот, стал делать вид, что копается в двигателе. Это было ровно в пять. Он покурил, посидел в машине, погулял – и через полчаса уехал. А вчера опять появился на том же месте и в тот же час. Прождал полчаса и покинул место встречи. Если он и сегодня… – Марина посмотрела на часики. – Если через два часа он снова там остановится, то, вполне возможно, дождется того, с кем у него назначено, – все говорит именно об этом.

– Да-а… – задумчиво протянул полковник, потирая подбородок. – Шо может быть натуральней? Проезжает некто, видит, шо у водителя… Какой у Вакарчука «Запорожец» – новый или старый?

– Старый.

– Ага. Видит, значит, шо у водителя «горбатого» проблемы. Останавливается, выходит, оба склоняются над движком… Тут и обговорить можно, шо угодно, и передать – хоть письмо, хоть сверток. Оптика у вас хорошая?

– Хорошая, товарищ полковник. Длиннофокусная камера. И направленные микрофоны имеются. Мы даже «козел» поставили – ну, такой самодельный обогреватель, а то холодно в будке.

– А, вот вы где устроились… – затянул Олейник, кивая. – Понятно… Шо от меня требуется?

– Как только состоится встреча, нужно Вакарчука задержать и вежливо расспросить.

– Согласен, – решительно кивнул полковник. – Но только после того, как он передаст дезинформацию о Михе. Кстати, вы уверены, шо больше он ничего не узнал?

– Уверена, – твердо сказала Марина. – Вакарчук ни с кем не контактировал, кроме Бессмертнова и Татаринова – я имею в виду того приятеля, у которого наш объект разжился машиной. Сам Татаринов ездит на «Жигулях» – это он подвозил Вакарчука к поликлинике на Киевской.