хранилось выданное лично начальником управления (между прочим, прославленным генералом) специальное удостоверение, стоило его показать – и перед тобой открывались любые двери, и сам небесный император не посмел бы тебя остановить.

Кое-кто поговаривал, что под левой мышкой Василий прятал еще один пистолет. Но, честно говоря, своими глазами его никто не видел. Не видели – еще не значит, что пистолета не было; кто станет заглядывать Василию под мышку? Даже если бы и заглянули и оружия там не оказалось, молодые бы так легко не сдались и уверенно заявили: второй пистолет Василий берет с собой только на задания.

Может, конечно, так оно и было.

Для него, «телохранителя», еще один пистолет, еще одно таинственное оружие – все равно что для Жун Цзиньчжэня еще одна ручка, еще одна книга, самая обыкновенная, естественная рабочая потребность, такая же, как для других, скажем, обед.

Несмотря на столь выдающегося спутника, Жун Цзиньчжэнь вовсе не чувствовал себя ни смелее, ни безопаснее. Как только поезд тронулся, Жун Цзиньчжэня охватила необъяснимая тревога, возникло ощущение, будто за ним подглядывают, отчего ему было неспокойно, неуютно, словно на него все смотрят, словно он голый (и поэтому на него все смотрят), и он мучился, сжимался, был весь как на иголках от этой «наготы». Он не понимал, что с ним происходит, и не знал, как успокоиться. На самом деле все его дурные предчувствия рождались оттого, что он слишком тревожился о себе и слишком ясно осознавал необычность этой поездки…

[Далее со слов директора Чжэна]

Как я уже говорил, тот дешифровщик из L-ии, которого n-ские агенты похитили из самолета, был всего лишь мелкой сошкой, не чета Жун Цзиньчжэню. Так что дело было не в нашей мнительности и не в том, что Жун Цзиньчжэнь сам себя накручивал – ему и правда опасно было куда-либо выезжать. Поначалу мы никак не могли понять одну вещь… Жун Цзиньчжэнь, когда расшифровывал «Фиолетовый», действовал тайком, мы потом тоже ничего не афишировали, но N-ия все равно обо всем узнала. Конечно, о том, что мы взломали «Фиолетовый шифр», они в любом случае рано или поздно догадались бы: чтобы скрыть это, нам пришлось бы вовсе не использовать те данные, которые мы у них перехватывали. Но они не должны были пронюхать, кто именно разделался с их шифром. Однако они не только знали, что это Жун Цзиньчжэнь, но еще и выведали о нем множество сведений личного характера. Наверху провели специальное расследование, чтобы найти информатора, и одним из главных подозреваемых оказался Залеский. Уже тогда мы заподозрили, что Залеский не тот, за кого себя выдает, но в то время мы могли похвастать только догадками, доказательств у нас не было. И лишь когда год спустя нашей разведке случайно удалось выяснить, что Залеский и печально известный ученый-антикоммунист Вейнер – это один и тот же человек, мы наконец как следует разглядели его истинное, безобразное лицо.

Почему Залеский из ученого превратился в радикального антикоммуниста, да еще пошел такими окольными путями (сменил имя), остается его секретом, но как только маска «Вейнера» была сорвана, тут же раскрылись все его интриги против нас. Возможно, он лучше всех понимал, что представляет собой талант Жун Цзиньчжэня, к тому же он и сам когда-то работал дешифровщиком, ему поручили взломать «Фиолетовый шифр» – он осознавал, что если Жун Цзиньчжэнь займется этим ремеслом, то непременно станет большим мастером, и тогда «Фиолетовому шифру» трудно будет устоять. Поэтому он изо всех сил старался не подпустить Жун Цзиньчжэня к дешифровке; когда понял, что поздно спохватился, попытался отпугнуть его от «Фиолетового шифра»; когда узнал, что и тут опоздал, принялся мутить воду, расставлять ловушки. Думаю, на то были и политические, и личные причины. Сами посудите: для Залеского допустить, чтобы Жун Цзиньчжэнь взломал «Фиолетовый шифр», значило ударить в грязь лицом – вещь уже украли, а сирена так и не сработала. Ведь на него именно такую роль возложили, служить «сиреной» «Фиолетового». Откуда N-ия узнала, что именно Жун Цзиньчжэнь расправился с шифром? Конечно же, Залеский догадался и доложил. Да, он угадал! Но кое о чем он понятия не имел: все свои западни он готовил совершенно напрасно! Можно сказать, в тот раз Бог был на стороне Жун Цзиньчжэня.

В то время радио N-ии JOG чуть ли не каждый день в иносказательной форме призывало наших специалистов перейти на их сторону, сулило большие деньги, причем за каждого человека была назначена своя цена. Я хорошо помню, что Жун Цзиньчжэнь у них стоил в десять раз дороже пилота – миллион.

Миллион!

Жун Цзиньчжэню казалось, что эта сумма вознесла его к небесам и одновременно столкнула вниз, так, что он оказался в шаге от преисподней. Он считал, что раз он настолько ценный, у его врагов появился повод ему навредить – повод веский, значит, привлечет много желающих, и тогда беды не избежать. Он не понимал, что мы приняли меры против любых возможных рисков: например, в те дни его охранял не только Василий, но и полно наших агентов в штатском, которые ехали тем же поездом, к тому же мы на всякий случай расставили по всей дороге военные посты и объявили режим повышенной боевой готовности. Жун Цзиньчжэнь этого не знал, плюс ко всему, он ехал в обычном вагоне, вокруг ходили незнакомые люди, и его нервы были на пределе.

Надо заметить, что Жун Цзиньчжэню было свойственно зацикливаться на одной цели или мысли; возможно, глубокие познания и уникальная удача были как раз следствием его упертости, но именно из-за этой черты характера ему в тот момент всюду мерещились враги. Таким уж он был, гений Жун Цзиньчжэнь, он прочел горы книг, обладал широчайшим кругозором и неординарным мышлением, но в обычной жизни по-прежнему многого не знал и не понимал, а потому осторожничал, допускал ошибки и порой даже совершал глупости. За несколько лет он лишь однажды решился покинуть пределы 701-го – когда спасал сестру [мастера Жун]. Уже на следующий день он вернулся. Вообще-то после того, как Жун Цзиньчжэнь взломал «Фиолетовый шифр», он долгое время не так уж и сильно был нагружен работой, у него было сколько угодно возможностей съездить домой, и если бы он только захотел – пожалуйста, мы бы всячески ему помогли, дали машину, дали охрану. Но он сам каждый раз отказывался. Говорил, что охрана стережет его как преступника, это нельзя сказать, туда нельзя пойти, так какой, мол, смысл. Но на самом деле он боялся, что случится