Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все нормально, мама. Одна дама спасла меня.
– Какая еще дама?
– Та, что на фотографии, – ответила Эмма.
Генри увидел, как Тесс задерживает дыхание. На ее лице было написано страдание. Бедная Тесс; наверное, она все-таки верит в призраков.
– Уинни, – прошептал он.
– А где был ты, чтоб твою мать?
Эмма вздрогнула, когда услышала ругательство. Она посмотрела на свои карточные расчеты и начала прибавлять и вычитать, записывая новые колонки цифр. Ее губы зашевелились, когда она стала писать: девять, восемнадцать, двадцать семь…
– Я упал, – объяснил Генри. – Эмма застряла во внутренней трубе. Я бежал к бассейну и зацепился о скамейку. – (Как будто виновата скамейка, а не его ноги, заплетавшиеся от выпитой водки.) – Ударился головой и, похоже, на несколько секунд потерял сознание. Тут появилась Уинни: она прыгнула в бассейн и вытащила Эмму.
Умолчал о том, что Уинни была одета как Сьюзи. Точно так же как и вчера ночью, когда он встретил ее у озера. Эти подробности Тесс лучше было не знать.
– Это было чудо, – сказала Эмма, отрываясь от своих расчетов.
– Но откуда она появилась? – спросила Тесс тонким, дрожащим голосом, как будто Уинни была призраком.
– Не знаю. Она сказала, что оставила автомобиль у озера и прошла через лес. Что она хотела сделать нам сюрприз.
– Она осталась?
– Да, на короткое время.
– Чего она хочет?
Что случилось с Тесс? Каждый ее вопрос звучал как обвинение. Уинни появилась из ниоткуда, спасла жизнь их дочери, а Тесс только и интересовало: «Чего она хочет?»
Генри прикусил щеку изнутри.
– Она хотела увидеться с нами, Тесс. Посмотреть, как мы живем.
Тесс кивнула и повернулась к Эмме:
– Милая, ты не могла бы на несколько минут подняться к себе? Нам с папой нужно поговорить наедине.
– Ты собираешься кричать? – спросила Эмма, стискивая карандаш с такой силой, что у нее побелели пальцы.
– Нет, – ответила Тесс и наклонилась, чтобы заправить выбившуюся прядь волос за ухо Эммы. – Конечно, нет.
Эмма кивнула и вышла из кухни, что-то бормоча себе под нос. «Она считает шаги», – догадался Генри. Это как инструкция для поиска зарытого клада: десять шагов направо, пять шагов вперед, и можно копать.
– Ты был пьян, верно? – зашипела Тесс, когда они остались наедине.
Генри начал отвечать, но она перебила его:
– Я чую запах, Генри. От тебя до сих пор разит перегаром. Это непростительно!
Генри опустил глаза, как нашкодивший ребенок. Он знал, что Тесс права.
– Больше никакой выпивки. Ни капли. Если я застану тебя хотя бы с бокалом вина за ужином, то в следующую минуту ты вылетишь отсюда. Ты понял? В следующий раз никто не будет шляться по лесу, чтобы прийти на помощь в нужный момент.
Генри кивнул, не отрывая взгляда от пола.
– И я серьезно считаю, что тебе пора найти другое место для жилья, – продолжила она. – Я хочу, чтобы ты уже завтра начал звонить по объявлениям.
Он снова кивнул, понимая, что сейчас не время для споров. Но будь он проклят, если уедет отсюда. Это его дом. Здесь всегда был его дом. Эмма спит в комнате, которая когда-то принадлежала ему и была увешана моделями самолетов и вымпелами клуба «Рэд Сокс». На стене у лестницы в подвал, рядом с аварийным выключателем котла отопления остался отпечаток его ладони, который он сделал в десятилетнем возрасте, когда его отец красил полки и Генри прикоснулся к влажной краске.
– Я до сих пор не понимаю, зачем Уинни понадобилось приезжать сюда. Почему она вернулась столько лет спустя?
Генри поднял голову, испытывая облегчение оттого, что поток обвинений наконец прекратился.
– Она получила открытку, – такую же, как Спенсер. Она приехала в хижину, прибралась там и избавилась от любых подозрительных вещей, что само по себе хорошо. Билл Лунд – неглупый человек. Ему уже многое известно. Это лишь вопрос времени, когда он найдет хижину.
Тесс взяла кофейник и налила себе чашку. Это кофе, который сделала Уинни: крепкий и черный, как деготь. Тесс отпила глоток и скривилась.
– Я думала, что ты позаботился о вещах из хижины, – сказала она.
– Нет, я еще не добрался до нее.
– Значит, ты вообще там не был? – спросила она.
Генри покачал головой. Он посмотрел, как Тесс крутит густой, терпкий кофе в своей чашке.
– Как ты думаешь, почему Уинни и Спенсер получили открытки, в отличие от нас? – спросил он. – Думаю, что из всех Разоблачителей нас было легче всего найти. Мы-то никуда не уезжали.
Тесс пожала плечами, отвернулась от него и вылила остатки кофе в раковину.
– Я отправляюсь в свою студию, – сказала она, не поворачиваясь к нему.
Генри впервые задумался о том, что, наверное, в безумном предположении Уинни насчет Тесс, грота и открыток есть своя правда. Возможно, его жена скрывает вещи, о которых ему даже не хочется знать.
Уинни приблизилась к хижине, когда осознала, что оставила одежду Сьюзи и парик сохнуть в ванной комнате Генри. Вот дерьмо. Она застряла в слишком тесной одежде Тесс, представляя, каково быть Тесс, которая застряла в своей слишком тесной жизни.
Но разве с ней самой так не бывало?
А потом Сьюзи показала ей выход.
– Я до смерти устала от того, что ты прячешься за своими волосами, – сказала Сьюзи и двумя взмахами ножниц обрезала длинные локоны, которые Вэл отращивала с десяти лет. Ее тело рефлекторно напряглось, словно кто-то отрезал ей руку или ногу.
– Ладно, успокойся, – сказала Сьюзи и твердо положила руки на плечи Вэл, как будто она боялась, что ее подруга вырвется и убежит. – Верь мне.
Они находились в комнате Сьюзи в студенческом общежитии. Стены были покрыты эскизами, картинами и фотографиями. Одежда, книги и художественные принадлежности кучками валялись на полу. Стол был покрыт натеками застывшего свечного воска. Осталось два месяца до выпускной церемонии, и они со Сьюзи уже начали спать вместе. Вэл порвала со Спенсером, и тот болезненно отнесся к этому. Она целую ночь провела пленницей в его комнате. Он встал в дверях и пообещал отпустить ее, если она назовет хотя бы одну вескую причину, почему она предпочла Сьюзи вместо него.
– Мне жаль, – снова и снова говорила она. Она плакала, но настаивала на своем.
В пять утра Спенсер отступил в сторону и пропустил ее.
– Мне так жаль, – в последний раз прошептала она.
Он ничего не ответил, просто уставился на дверь.
Вэл разрешила Сьюзи обрезать ей волосы не по настоянию подруги, а потому что знала, как это разозлит Спенсера. Он всегда называл волосы ее главным преимуществом по сравнению с плоской грудью и тощей задницей.