Пьер застал императора за чтением государственных бумаг и сперва подумал, что сейчас ему объявят о военном назначении, поскольку международная ситуация была напряженной. Сам он рвался в бой. Как ни любил он Париж и все его удовольствия, он был воспитан в духе борьбы с врагами Франции, поэтому не имел ни малейшего желания одряхлеть в красивом мундире, ни разу не обагрив его кровью. Однако дело, по которому его вызвал император, не имело никакого отношения к войне. Пьер, будучи при исполнении, встал перед его столом по стойке смирно.

— Вольно, мой мальчик, — скомандовал его крестный, благодушно улыбаясь. — Сегодня нет необходимости церемониться. Садись на стул, чтобы я мог глядеть на тебя, не вытягивая шею. Вот так. — Луи Наполеон откинулся на спинку пула и по привычке стал закручивать кончики своих нафабренных усов, которые успел отрастить до невообразимых размеров. — Ты наверняка помнишь мою крестницу, прелестную Стефани Казиль. — В глазах у него сверкнула искорка. — До моих ушей дошли слухи, что вы познакомились довольно близко, когда гостили в прошлом году в Фонтенбло. Ты зашел слишком далеко в своей страсти, когда прощался с ней.

Пьер недовольно нахмурился. Он не мог рассказать ему нею правду про выходку Стефани.

— Я не должен был этого допустить, — согласился он.

— Само собой разумеется, хотя не могу сказать, что меня не порадовало то, что между двумя людьми, к которым я питаю подлинную отеческую любовь, завязалась столь нежная привязанность. Стефани сейчас в Париже. — И император высоко поднял брови, как бы изображая то радостное удивление, какое, по его мнению, должна была вызвать эта новость. — Она приехала четыре недели назад и остановилась у герцогини Бассано, которая готовит ее к придворной жизни. Императрица совершенно без ума от моей крестницы, поэтому решила включить ее в свою свиту.

— Это большая честь, — пробормотал Пьер. Герцогиня была одной из самых красивых женщин в свите императрицы и вполне могла обучить всему новичка. Но в этом круге избранных Стефани будет как гадкий утенок среди лебедей.

— Герцогиня сейчас подготавливает Стефани к следующему придворному балу, и я бы хотел, чтобы ты встретил девушку у входа во дворец и весь вечер развлекал ее. Задание, кажется, не такое уж и сложное?

— Да, сир, — холодно ответил он. Слава богу, он еще не успел пригласить Луизу. Что ж, придется снова проиграть, и на этот раз — весьма изрядную сумму, он же был уверен, что Луиза поможет ему выиграть. Он стремительно встал, а его крестный вышел из-за стола и похлопал Пьера по плечу.

— Я рассчитываю, что ты сделаешь все возможное, чтобы Стефани не скучала и чувствовала себя в полной безопасности в Париже. Она будет по-прежнему жить у герцогини, а в назначенные дни будет выполнять свои обязанности во дворце, как и другие фрейлины. Ну а с дежурства я тебя сегодня отпускаю.

Пьер покинул эту великолепную часть дворца весьма рассерженным. Ему ясно дали понять, что следующие два-три месяца — это как минимум! — ему придется танцевать со Стефани, и он не может нарушить приказ. Это был именно приказ.

Вечером перед балом его настроение еще ухудшилось. Пьер с беспокойством мерил шагами ковровую дорожку в шатре перед входом, из которого соорудили фойе, дожидаясь, когда подъедет карета Бассано. Изо всех дворцовых окон струился свет, пронизывая ночной Париж, и в мерцающем ореоле этой светящейся громады, которую видно было отовсюду, трепетал на ветру триколор, украшавший купол Павильона Часов, где располагались личные апартаменты императора. На деревьях сада были развешаны гирлянды разноцветных газовых фонариков, которые подсвечивали струи фонтанов, — воистину сказочная картина, совершенно не соответствующая настроению Пьера. Приглашено, как обычно, около пяти тысяч гостей, поэтому улица Риволи и набережная Тюильри были запружены медленно передвигавшимися экипажами. Через фойе проходила бесконечная череда пышно разодетых людей. Лакеи в напудренных париках без устали открывали дверцы все прибывавших и прибывавших карет. Мимо него проходили дипломаты, сенаторы, высокопоставленные военные и другие важные гости, как французы, так и иностранцы, мужчины с орденами и почетными лентами, а женщины сверкали драгоценностями. Наконец прибыли и Бассано. Он подошел, поздоровался с герцогиней и ее мужем и повернулся к Стефани, которая как раз вышла из кареты. И едва ее узнал.

— Ну, вот мы и снова встретились, Пьер.

Его лицо расплылось в широкой улыбке. Он все-таки выиграет это дурацкое пари! Она по-настоящему расцвела со времени их последней встречи, и теперь некоторые незначительные неправильности черт придавали очарование и своеобразный шарм ее лицу, окаймленному золотистыми волосами, уложенными а-ля императрица: они были зачесаны назад и собраны в огромный узел у основания шеи, который держался за счет венчика из цветов в виде перевернутой подковы. Да, герцогиня не теряла зря времени, натаскивая девушку, переданную на ее попечение. Это уже не та неотесанная девица. От былой неуклюжести не осталось и следа. А когда она спускалась по ступенькам кареты, то приподняла свои широкие юбки даже с большим изяществом, чем большинство женщин.

— Для меня это большая честь, Стефани. Значит, вы все-таки приехали завоевывать Париж, как обещали.

Уголки ее смешливых губ плутовато дрогнули.

— Именно. Так что городу не поздоровится.

С бешено бьющимся от волнения сердцем, едва дыша, она вошла с ним во дворец. Герцогиня безжалостно вдалбливала ей, как ходить, сидеть, улыбаться и вообще держаться, а мадам Пальмир нашила ей платьев на все случаи жизни. Во время всех этих уроков и бесконечных примерок Стефани знала, что все это делается ради того момента, когда она снова увидит Пьера. Ей хотелось делать все как надо для него. Хотелось выглядеть лучше всех для него.

Они миновали переднюю, в которой застыли навытяжку лакеи в камзолах, и подошли к длинной лестнице. Поднявшись до верхней площадки мимо гвардейцев в сияющих шлемах, Пьер отдал их приглашения двум капельдинерам.

Войдя в Маршальский зал, Стефани затаила дыхание, не веря своим глазам — столь грандиозное зрелище ей открылось. Казалось, потолок сплошь состоял из хрустальных водопадов, в громадных люстрах сияли тысячи свечей. Все сверкало и мерцало в этом удивительном свете, все гражданские мужчины были в официальном придворном платье, все дамы — в юбках в форме раскрывшегося розового бутона, отчего весь этот зал походил на гигантский живой цветник.

Ее многим представили, и у многих она вызвала живой интерес. Новая симпатичная мордашка всегда становилась предметом обсуждения при дворе, где императрица прочно утвердила культ красоты. Кое-кто из сослуживцев попросил Пьера представить их Стефани, и она светски пококетничала с восхищенными офицерами, упиваясь вновь открытой в себе способностью пленять. Она надеялась, что Пьер обратит на это внимание, и он, наверное, обратил, особенно если учесть, что кое-кто из сослуживцев тайком похлопал его по спине, видимо поздравляя с таким удачным выбором спутницы. Ровно в половине десятого появилась во всем своем блеске императорская чета, тут же ставшая центром всеобщего внимания. Император, с блестящими черными волосами и сверкающими кончиками нафабренных усов, был в алом кителе и белых генеральских брюках; императрица — в платье лазурной тафты под цвет своих глаз, с сапфирами на шее и в волосах, с обнаженными прекрасными плечами, и обмахивалась веером из слоновой кости с темпераментом, какой присущ только испанкам.