— Но я не шью платья у Гажелена, — сердито возразила дама, лежа на обшитых кружевом подушках. — Меня обслуживают Пальмир или Камилла.

— Какое это имеет значение? Ты ведь все равно не будешь его носить. Ну, скажи, что ты выполнишь мою просьбу, Элен.

Она посмотрела на него из-под загнутых ресниц.

— Я ведь только этим и занимаюсь, плут ты этакий. — И ее надушенные руки обвили его, как две бледные змеи.

Когда Элен Вальмон появилась на пороге ателье, Уорт сразу же понял, что она куртизанка. Это была стройная женщина с кошачьими скулами, лет двадцати с небольшим, с выкрашенными в золотисто-рыжий цвет волосами, которые императрица, сама того не подозревая, ввела в моду благодаря своим собственным натуральным локонам. Нравственность клиенток Гажелена и Обиге — не его забота, но Уорт считал, что эти женщины сейчас, в эпоху новых экстравагантных настроений, стали представлять угрозу для многих браков. Они начали создавать свой собственный полусвет на задворках общества, который становился пугающе навязчивым и энергичным.

Уорт и его владения произвели на Элен сильное впечатление. Она слышала, что «Мезон Гажелен» значительно расширил свое ателье, но и не подозревала, что его залы гораздо больше, чем у других портных, даже у тех портних, что кичились покровительством императрицы. Она села на предложенный ей стул и откинулась на спинку, глядя на мадам Уорт, которая демонстрировала перед ней самые красивые платья, какие она когда-либо видела. Она решительно не знала, какое выбрать, пусть даже и не для себя, но в конце концов остановилась на платье с глубоким декольте в шелковом корсаже, переходившем в украшенную кистями длинную баску поверх пышной тюлевой юбки, усеянной золотыми блестками.

— Оно должно быть пшенично-желтого цвета, тюль — чуть посветлее. — Она, правда, не одевалась в такие цвета, по Пьер сказал ей, что волосы у Луизы черные как вороново крыло и что иногда она надевает желтую шелковую шаль, которая смотрится на ней бесподобно.

— Позвольте сказать, мадам, что вам больше подойдет нефритово-зеленый с чередованием зеленых и голубых юбок с вкраплениями серебристой нити, которые будут создавать эффект мерцающей дымки.

Она едва не впала в беспамятство, представив себе эту картину. Как ей пошло бы такое платье! Но она не для себя делает заказ. Элен решительно покачала головой и стала искусно отклонять все предложения Уорта. В глубине души она дивилась тому, как мастерски он говорит комплименты, рассчитанные на то, чтобы переубедить ее. Она хорошо знала мужчин и видела, что этот привык побеждать. Ее даже позабавило, что ей выдалась возможность одержать верх над этим красавчиком лет двадцати семи — двадцати восьми, у которого от досады слегка порозовели уши, так надоело ему ее упрямство. В любое другое время у нее не нашлось бы сил перед ним устоять, и она даже пришла к выводу, что он, должно быть, превосходный любовник, бесстрастно наблюдая за тем, как он доходит до белого каления.

— Неужели вы хотите выглядеть, как ячменное поле в лучах заката, мадам? — протестующе воскликнул он, широко раскинув руки и вздернув плечи — жест типично французский, несмотря на его несомненный английский акцент.

Она холодно посмотрела ему в глаза.

— Это — одна из любимых моих картин, мсье Уорт. Вы окончательно меня убедили.

Взбешенный Уорт проводил ее в примерочную. От еле сдерживаемого гнева жесты его были сухи и отрывисты. Она нисколько не сомневалась в том, что, будь он хозяином заведения, то выставил бы ее вон и отказался бы что-либо для нее шить. Уже через несколько минут она по описанию Пьера сразу же узнала Луизу Вернье. Эта необыкновенно привлекательная девушка с быстрыми четкими движениями снимала с нее мерки.

— Вы давно здесь работаете? — сделала она пробный шаг, когда сантиметр обвил ее талию. Потом… — А вы сами делаете примерки? Ах, под руководством мсье Уорта. А как вас зовут?

Элен сражалась с Уортом на каждой примерке. Во всем ей виделись ошибки, но, когда платье было готово, придраться можно было только к цвету, что она и не преминула сделать по заранее разработанному плану.

— Вы были правы, мсье Уорт, — сдалась она со слезами на глазах. — Золотое мне абсолютно не идет. Я действительно похожа на ячменное поле. — Она увидела, как вытянулось в зеркале его лицо и как встревожилась Луиза, терпеливо дожидавшаяся в стороне. Неужели они решили, что она откажется платить? Тем лучше! — Ничто не заставит меня выйти в нем из этой примерочной.

Он прочистил горло:

— Мадам…

Она перебила его, вытирая крошечным носовым платочком слезы, которые благодаря долгой практике умела вызывать одним усилием воли.

— Знаю, знаю. Вы говорили, а я вас не слушала. Ладно, давайте уж я оплачу счет, раз так промахнулась, а потом мы начнем сначала. — И она кокетливо улыбнулась ему, будто солнышко засияло сквозь тучи: она давно и с нетерпением дожидалась этого момента с той самой минуты, как Пьер предложил ей выбрать платье лично для себя. — На этот раз вы сами будете решать. — На лице Уорта появилось победоносное выражение после ее безоговорочной капитуляции.

Когда он вышел из примерочной, Луиза помогла Элен снять платье и сказала, что его упакуют и доставят сегодня же.

— Нет! — Элен вскинула руки и отчаянно затрясла головой. — Я больше никогда, никогда не хочу видеть эту злосчастную вещь. Она всегда будет напоминать мне о собственной глупости. — И, выдернув платье из рук Луизы, она приложила его к ней. — Дарю его вам! Забирайте! В подарок за ваше бесконечное терпение во время этих утомительных примерок.

У Луизы даже губы побелели.

— Мадам! Я не могу его принять.

— Конечно, можете. Позовите мсье Уорта. Я настаиваю, чтобы вы его взяли.

Вскоре все было улажено. Весь остаток дня Луиза была как в тумане. Когда у нее выдавалась свободная минутка, она оглядывала в комнату, где висели готовые платья. Уорт пообещал, что сделает все необходимые изменения, потому что его гордость восставала, если созданный им наряд не сидел на женщине безупречно. Она решила, что наденет его на следующее же свидание с Пьером, куда бы он ее ни пригласил.

Как она мечтала о том, чтобы в ее гардеробе было что-нибудь подобное.

Сколько новых мест Пьер открыл ей в Париже за прошедшие месяцы! Она познакомилась с той частью города, о которой до этого Луиза имела лишь смутное представление. Иногда они обедали в ресторанах и пили аперитив в кафе, на порогах которых она когда-то клянчила еду или подбирала булочку, выброшенную кем-нибудь из посетителей. Попрошаек и бедняков было по-прежнему много, но уже мало кто голодал, учитывая большой спрос на рабочую силу, а возрастающие причуды богатых обеспечивали возможность заработка почти в любом ремесленном деле или торговле предметами роскоши. Мода поднялась на гребень волны.

Ей не терпелось показать свое приобретение Катрин, с которой она по-прежнему откровенно делилась всеми своими радостями и печалями, за исключением ее чувств к Пьеру. Луизе было тяжело, что она не может быть до конца откровенной с человеком, который ее так хорошо знал, особенно тогда, когда от радости ей хотелось петь и плясать. Слава богу, Катрин приписывала это тому, что она занимается любимым делом вместе с Уортами, которых тоже очень любит, но, если бы Луиза призналась, что к ней наконец-то пришла любовь, Катрин снова пала бы жертвой любовных разочарований с последующей вслед за этим депрессией. Уж не говоря про подобные последствия, Луиза понимала, что было бы жестоко сыпать ей соль на рапу, поэтому продолжала притворяться, что Пьер для нее — не более чем приятная компания. Швеи мадам Камиллы задерживались на работе все дольше — заказы росли, поэтому Катрин была счастлива так наработаться за день, что потом у нее не оставалось сил ни на то, чтобы думать, ни на то, чтобы плакать по ночам в подушку. У Луизы же была лишь одна тучка на горизонте. Газеты сообщали о том, что Турция объявила войну России, и Пьер вместе со всеми считал, что в недалеком будущем Франция ввяжется в конфликт и встанет на сторону Турции, если военные действия затянутся. В беспечном Париже, где все только и делали, что гонялись за наслаждениями, казалось невозможным, что война настигнет и императорскую гвардию. Луиза гнала от себя эти мысли, отчаянно молясь о том, чтобы два далекие иностранные государства как можно скорее подписали мирный договор. Дни мелькали один за другим, она без устали пригоняла бесконечный поток платьев, сшитых для придворных балов и других важных общественных мероприятий, и даже не подозревала, пока вкалывала булавки в изделия Уорта, что она уже совсем скоро наденет в Тюильри свое собственное платье от Чарльза. Однако всем тщательно разработанным планам Пьера пришел конец в тот день, когда за ним послал его крестный отец.