На выпускной Лиза прибыла вместе с Олегом. Под руку, как образцовая супружеская пара. Мама не могла нарадоваться, глядя на них. Свекровь делала губы куриной гузкой: в её взгляде ясно читалось, что, разумеется, Лиза недостойна её блистательного великолепного сына. Тошин окончил школу с золотой медалью. Подтянутый, красивый, он невольно привлекал к себе всеобщее внимание и втайне гордился этим.

Динка Старцева с удовольствием оглядела Лизино измождённое лицо с тёмными кругами под глазами и великодушно удержалась от насмешливых комментариев. Одноклассницы пошептались было, ехидно посматривая на Лизу, но скоро потеряли к ней интерес: не хотелось портить праздник и волшебный вечер, который должен был перейти в не менее волшебную ночь.

Лиза не смотрела по сторонам, не вслушивалась в общие разговоры и не участвовала в них. Молча поднялась на сцену актового зала, приняла аттестат из рук Одувана и спустилась обратно, намереваясь немедленно отправиться домой.

— Я пойду, наверное, — тихо сказала она Олегу. — Илюшку кормить пора.

— Да, конечно-конечно. А я останусь, Лиз? — нерешительно спросил он. — С ребятами пообщаемся немного. Выпьем, потанцуем… В последний раз, всё-таки.

Она равнодушно пожала плечами.

— Как хочешь.

Её каблучки гулко застучали по пустому коридору. Из актового зала вслед Лизе уже начали доноситься звуки музыки: народ готовился веселиться и танцевать всю ночь напролёт.

— Лизюкова, подожди… — послышалось за спиной.

Она вздрогнула.

Это был Берендеев. Лиза даже не сразу узнала его. Костюм и новая стрижка придавали ему солидности. Он вообще изменился за эти несколько месяцев: повзрослел, возмужал, раздался в плечах, в то время как сама она практически истаяла, как мороженое “фруктовый лёд” на солнцепёке.

— Поздравляю с окончанием школы, — выдохнул Тимка, подходя ближе.

— И я тебя тоже…

— Как сын?

— Всё хорошо, спасибо.

Берендеев мялся, не зная, что ещё сказать.

— Куда ты собираешься поступать? — спросила она, приходя ему на выручку.

— В Крымский мединститут, — отозвался он. — Понимаешь, всё так внезапно совпало… У меня тётка в Симферополе, старшая сестра матери. Одинокая, больная. Надо, чтобы кто-нибудь за ней присматривал. Так почему бы и не я? Сам бог велел туда поехать. Всё-таки у меня намного меньше шансов поступить в мед в Москве. А там и к морю поближе, — он как-то вымученно улыбнулся.

— И от меня подальше? — понятливо спросила Лиза. Тимка удивлённо взглянул на неё, а она пояснила:

— Ты меня избегаешь. Я стала тебе противна?

— Дура, — вздохнул он. — Моё отношение к тебе не изменилось и никогда не изменится. Просто… так будет лучше. Для всех нас.

И, поскольку Лиза молчала, Берендеев развернулся и пошёл обратно в зал.

— Я буду скучать, — сказала она ему в спину. Тимка замедлил шаг, не оборачиваясь, остановился… постоял так немного… затем резко развернулся, подошёл к Лизе, обхватил её лицо ладонями и поцеловал. Жёстко, с силой, не грубо, но с какой-то отчаянной безысходной нежностью. Молча отпустил и, не говоря больше ни слова, ушёл.

…А Олег в ту ночь домой так и не явился.

НАШИ ДНИ

Марина, сентябрь 2019

Просыпаюсь от негромкого пищания будильника на телефоне — слава богу, я не забыла его завести. На автомате давлю кнопку отбоя и осознаю, что всю ночь я проспала, прижавшись к Илье и дыша ему прямо в затылок… Может быть, он и не терпит прикосновений чужих людей, но мои Илью явно не беспокоят: сон у него по-прежнему крепкий и глубокий, судя по размеренному дыханию. Может быть, потому, что я обнимаю его со спины, а не лицом к лицу?

Тихонько, стараясь не разбудить, убираю руку с его горячего тела. Он так и проспал всю ночь без футболки, в одних лишь хлопковых штанах. Отправляю сообщение Петьке-водителю, что за мной сегодня заезжать не надо, доберусь на метро. Мне удобно ехать отсюда — без пересадок и ближе, чем от моего собственного дома.

Я выскальзываю из-под одеяла и устремляюсь в сторону туалета, а затем направляюсь в ванную. Там, превозмогая нервную утреннюю дрожь (у меня так бывает от недосыпа и холода), делаю водичку погорячее. Умываюсь, греюсь под душем, тщательно вытираюсь и выхожу в кухню.

Илья уже там — сонный, взъерошенный и милый.

— Доброе утро, — говорю я.

— Спасибо, — отвечает он, но тут же, чуть сведя брови к переносице, добавляет:

— Доброе утро!

Что ж, парень схватывает буквально на лету.

— Ты очень долго мылась, — сообщает Илья. — В это время я всегда обычно принимаю душ. Уже половина шестого.

На это можно и обидеться, но я решаю, что не стоит.

— Извини, пожалуйста, что заняла твою ванную… Могу я пока приготовить тебе завтрак в качестве компенсации?

На его лице написано настоящее замешательство.

— А что ты приготовишь? — спрашивает он чуть ли не со страхом, будто я могу его отравить.

— Ну… а что ты обычно ешь? — я пожимаю плечами. — Йогурты, бутерброды, кашу, яичницу с колбасой или сосисками?

Его передёргивает от омерзения.

— Только не сосиски!

— А что такое?

— Они похожи на отрубленные пальцы мертвеца.

— Э-э-э… ты это сейчас серьёзно? — спрашиваю я с напряжённой улыбкой. Господи, да что у него в голове?!

— С детства их ненавижу, — бурчит он.

— Хорошо, а что ты любишь? Гренки? Блины? Сырники?

— Сырники люблю, — его лицо светлеет, — но творога всё равно нет, так что ты не сможешь их приготовить. Давай в следующий раз, когда опять будешь ночевать у меня?

— Э-э-э… — снова красноречиво мычу я. Похоже, Илья уже определился на мой счёт, в отличие от меня самой. Он уверен, что я ещё не раз буду спать в его доме. Он хочет этого. А как насчёт меня?

Всё очень сложно: меня качает от “я и сама этого хочу” до “боже, я не стану во всё это влезать, мне это не по силам!”

Впрочем, похоже, уже влезла. Вляпалась по самую маковку. Когда Илья таращится на меня своими ясными голубыми глазами с тёмным ободком вокруг радужки (вижу это боковым зрением, потому что прямых взглядов в глаза он по-прежнему избегает), я чувствую полчища мурашек, бегающих по всему телу. А ещё он такой сексуальный в простой домашней одежде, с утренней отросшей щетиной… Хочется протянуть руку и коснуться его щеки. Но я уверена, что ему это не понравится.

— Что ещё? — спрашивает он. Вопрос застаёт меня врасплох, словно он прочёл мои тайные постыдные мысли.