— Я вам не нравлюсь, — заявляю я скорее утвердительно, чем вопросительно.

— Не нравитесь, — подтверждает она, ни капельки не смутившись, но затем всё же уточняет:

— Не вообще не нравитесь, а именно в качестве девушки моего сына. Понимаете, с первого взгляда понятно, что в вас слишком много жизни и энергии.

— Лихо вы ставите диагнозы, едва встретившись с человеком, — не удерживаюсь я от шпильки.

— Простите, если вас это задело. Но мне кажется, вы очень общительная и открытая, а Илья… он не такой, вы и сами в курсе. Именно поэтому я боюсь за него.

— Боитесь?..

— Ну да. Его очень легко обмануть и обидеть. Его прошлая девушка…

— Знаю, — перебиваю я. — Он мне рассказал.

— Вот как… А кем вы работаете, простите?

— Ведущей на радио. Но вообще-то я ещё учусь. На журфаке…

Вижу, что моя профессия нравится маме Ильи ещё меньше, чем я сама.

— И что, — её губы кривятся в презрительной усмешке, — у вас какое-то журналистское задание? “Одна ночь с аутистом” или ещё что-нибудь в этом духе? Вы же любите кричащие заголовки…

— Прекратите! — возмущённо вскидываюсь я. Мне неприятно, что она думает обо мне такое. — Будьте уверены, я не собираюсь писать об Илье статью или приглашать его к себе на радио, если на то пошло. Мы общаемся просто потому, что мне с ним интересно!

— Вам “интересно”, но он-то к вам уже не на шутку привязался! Поверьте, я знаю своего сына, он не каждую девушку способен оставить у себя до утра. Он доверяет вам, и это многое говорит о его чувствах! Он уже готов открыться вам полностью, но готовы ли к этому вы?! Для вас это забава и развлечение, а Илья… в силу своих особенностей он не может постичь всех тонкостей человеческих взаимоотношений, но когда его предают и бросают, как надоевшую игрушку… представьте себе, ему тоже бывает больно! Он умеет чувствовать… и любить… и страдать… и даже плакать!

Хочу ли я заставить Илью страдать и плакать? Определённо нет. Хочу ли я быть с ним рядом в качестве его девушки? Боже, я пока не готова ответить на этот вопрос…

— Зачем он вам? — безжалостно продолжает мама Ильи. — Вы легко найдёте себе кого-то другого, вы молодая, умная, симпатичная и… здоровая. Такие, как мой сын, просто не для вас, — и, честное слово, это звучит так, будто я его недостойна!

— Послушайте, что конкретно вы от меня хотите? — устало выдыхаю я, проведя ладонями по лицу, словно стягивая плёнку недоверия и враждебности, которой окутала меня мама Ильи. Мы уже подошли к метро, но она не собирается спускаться со мной, поэтому мы просто стоим у входа, не обращая внимания на то, как нас обтекает с двух сторон пассажирский ручеёк.

— Оставьте его в покое. Навсегда, — резко выдыхает она. — Лучше сделать это прямо сейчас, пока не стало слишком поздно.

Поначалу мне хочется послать её подальше и ответить, что как-нибудь сама разберусь, но тут замечаю, как подрагивают её губы и как умоляюще она смотрит мне в глаза. Отвожу взгляд и негромко отвечаю:

— Хорошо. Я… подумаю.

НАШИ ДНИ

Илья, сентябрь 2019

Съедаю приготовленный Маришей омлет. Вкусно, хоть и пересолено. Я добавляю в пищу куда меньше соли, и обычно уже в готовое блюдо. Решаю отправить ей сообщение о том, что завтрак мне в целом понравился, но избыток соли повышает артериальное давление, провоцирует ожирение и стимулирует задержку воды в организме, что ухудшает работу почек.

Ответа долго нет. Пишет мне Мариша только через сорок минут.

“Говорят, если еда пересолена — повар влюблён”.

Несколько раз перечитываю эту фразу, пытаясь вникнуть в неё и понять логику. Не уверен, что улавливаю посыл верно, поэтому на всякий случай уточняю, какой повар имеется в виду.

Она снова долго молчит, наконец отвечает:

“Тот, кто готовил пищу. В данном случае — я”.

Ещё раз перечитываю это и предыдущее сообщения.

“Значит, ты влюблена?”

Пауза длиной в полчаса.

“Илья, прости, я сейчас занята”.

“Напиши, когда освободишься, — набираю в ответ я. — Мы не договорили насчёт сегодняшних планов”.

И после этого Мариша пропадает из мессенджера.

Поначалу я не слишком тревожусь и принимаюсь за свои повседневные дела: прогулка, уборка, работа. Но когда наступает вечер, а от Мариши по-прежнему нет вестей, я начинаю подозревать, что, возможно, сделал что-то не так или написал ей что-нибудь не то. Самое неприятное, что я не уверен в этом на сто процентов. Мне сложно выстраивать отношения с другими людьми, особенно с девушками, потому что я не всегда знаю, как надо правильно себя вести.

Мне известно, что влюблённые пары обычно целуются, ходят в кино и театры, спят вместе, девушка готовит для своего парня еду. Анализирую всё, что произошло между мной и Маришей: она сама поцеловала меня в благодарность за подарок, пригласила в театр, всю ночь спала со мной в одной постели и вызвалась приготовить завтрак. Возможно, я ошибаюсь, но нейротипичные* девушки именно так дают понять, что хотят быть с тобой вместе. Я был уверен, что своими действиями Мариша демонстрирует готовность и желание стать моей девушкой, но, вероятно, расшифровал её поведение неверно.

Когда наступает ночь, а Мариша по-прежнему молчит, я прихожу в полную уверенность, что где-то накосячил, и это выводит меня из равновесия. Алёна написала в своей книге, что люди с синдромом Аспергера не испытывают ни чувств, ни эмоций. Это полная чушь. Просто на лице у нас не написано того, что мы ощущаем. Мы так же влюбляемся и с трудом переживаем разрывы. И либидо у нас тоже присутствует, секс для аспи — такая же потребность, как и для остальных людей. Но сексуальные отношения вызывают больше затруднений, потому что мы очень плохо считываем подтекст жестов, мимики и голоса своих партнёров.

Многих нейротипиков смущает отсутствие ярко выраженных эмоций на моём лице. Я испытываю эмоции, но не могу по умолчанию транслировать их собеседнику — видимо, в моём теле отсутствует некий переходник.

Когда я учился в школе, мне приходилось подолгу репетировать мимику перед зеркалом: изображать удивление, заинтересованность, радость, беспокойство и так далее, потому что, по словам Руса, у меня всегда покерфейс. Даже если одноклассники меня сильно пугали или делали что-то, требующее быстрой реации, я мог пребывать в диком ужасе, но лицо при этом не меняло своего выражения. По этой причине многие знакомые считали меня флегматиком, хотя это совсем не так.

Постепенно я натренировался принимать подходящее к каждому случаю выражение лица, хотя Рус до сих смеётся и говорит, что я бездарный актёр и жутко переигрываю, что моя мимика похожа на мультяшную. Я стараюсь не злоупотреблять изображением эмоций, потому что это отнимает очень много сил.