В самом деле, такой путь прошли многие дети, ставшие выдающимися людьми. Но все они получали в ранний период не только знания, но и систему мировоззрения, систему ценностей. Скажем, Альберт Швейцер не был отменным учеником в школе, напротив, скорее нарушителем стандартов и стереотипов. В 8 лет он уже осилил предложенный отцом Новый Завет. «С пяти лет отец стал давать мне уроки на стареньком рояле… В восемь, едва мои ноги стали доставать до педалей, я начал играть на органе», – вспоминал Швейцер. Как видим, приобщение мальчика к знаниям и умениям началось с самого раннего возраста, хотя Швейцер-отец не ставил задачи вырастить гения. Задача была иная – создать гармоничную личность, уверенного в себе человека, думающего и умеющего любить. Этические принципы, как и эстетический вкус Альберта, формировались одновременно, параллельно, и в этом всестороннем воздействии родителей на ребенка следует искать ответ на вопрос, почему раннее обучение дало такие восхитительные всходы. Здесь суммировались все факторы и все события: и стесненные финансовые возможности родителей, и присутствие Бога в жизни с первых моментов самоидентификации, и высокая музыка, и подлинная, вызывающая реакцию разума и развивающая независимое мышление литература, а также то, разумеется, что с первых лет жизни Швейцера животные были такими же равноправными обитателями его мира, как и люди. А страдания животного с раннего детства ощущалось мальчиком особенно остро. Ведь не случайно взрослым он со щемящей тоской вспоминал одну и ту же жуткую картину: крестьянин гонит на живодерню хромую, спотыкающуюся лошадь, безусловно понимающую свою близкую кончину. Таким образом, не только знания, но и особые ощущения, эмоциональные переживания способствовали совершенствованию личности. И когда мы говорим о роли родителей в процессе формирования этого поистине уникального человека, то на первый план снова выступают постулаты нравственности. Сострадание у него вытесняло мысли о наслаждении (в африканском Ламбарене он отказался от вина – из-за того, что столько людей на земле страдают; он умел испытывать их боль почти физически). И так было потому, что родители вели праведный образ жизни и с малых лет приобщили к нему своего ребенка. Они действовали на фоне безупречного исполнения своего родительского долга в той области, которую обычно очерчивают как образование. Для семьи Швейцеров это было нечто иное – сама жизнь, в которой знания и раскрытие талантов являлись ее неотъемлемой частью. Восприятие семьи и себя в ней порождало в первую очередь понимание собственной ответственности перед семьей, хотя нисколько не ущемляло свободы. Это – очень индивидуальная воспитательная категория, принадлежащая семье Швейцеров. Стоит признать, что она очень результативная и очень похожа на семейные традиции Рерихов и Ростроповичей, но, к сожалению, не распространена повсеместно. Возможно, потому, что это повседневный труд, к которому современный взрослый человек, зацикленный на стремлении к материальному благополучию, роскоши и наслаждениям, попросту не готов. Надо быть воспитателем, а не играть роль воспитателя.

Мстислав Ростропович – образ из этой же серии примеров. Родившись в семье профессиональных музыкантов, он был просто обречен слышать каждый день прекрасную музыку, жить и взрослеть с ней с самых первых дней жизни. Но провозглашение музыки делом всей жизни вряд ли бы увенчалось успехом, если бы родители не преподали главный урок – по воспитанию ответственности. Леопольд Ростропович прекрасно понимал, что на реальное музыкальное будущее детям, Ростиславу и его старшей сестре Веронике, можно рассчитывать лишь в условиях столицы, находясь в эпицентре музыкальной среды, учась у лучших мастеров. Не могли не понимать этого и дети. Очень скоро Мстислав убедился, что стратегический замысел отца по переезду в Москву оказался предельно выверен, а для его становления переезд стал судьбоносным. Из провинции в музыкальную школу Гнесиных – разве он мог не стараться после этого?! Позже пришли первые восхищенные оценки и всеобщее мнение о Мстиславе Ростроповиче как о талантливом виолончелисте. Дальше была цепная реакция.

4

Идеи раннего интеллектуального развития одинаково хорошо применимы для всех видов деятельности. Они не являются ноу-хау и превосходно применялись (и действовали) во все времена. А главным условием успеха раннего воздействия на ребенка являлся его интерес к предложенной деятельности, ее восприятие как игры, что позволяло ребенку не уставать.

Омар Хайям в 8 лет знал Коран наизусть. Поразительно, но в этом возрасте он с удовольствием занимался математикой, астрономией, философией. В 12 лет юный Хайям стал учеником Нишапурского медресе, а вскоре отлично окончил курс мусульманского права и медицины. Так обычно начинается жизнь великого человека.

Известно, что Питера Пауля Рубенса начали приобщать к занятиям живописью очень рано, нанимая известных учителей своего времени, находившихся под влиянием живописцев итальянского Возрождения. Говорят, что наставники и сумели привить юному художнику неподдельную и непреходящую любовь к античности. Это стало со временем одним из ключевых элементов творчества Рубенса.

Людвиг ван Бетховен узнал ноты гораздо раньше, чем буквы алфавита, поэтому в какой-то степени дальнейшая жизнь музыканта была предопределена. Внушение в раннем детстве в большинстве случаев играет ключевую роль в самоопределении и формировании ценностной ориентации будущей личности, а общение с солидными мужами, серьезно утверждавшими, что Людвиг обладает большим талантом и должен стать великим музыкантом, подвигло его на решение полностью посвятить себя музыке.

Наша современница – Кондолиза Райс, – с трехлетнего возраста занималась изучением языков, музыки, балетом и фигурным катанием. Она не стала профессиональной пианисткой, как мечтала в юности, но благодаря упорству добилась гораздо большего. Она стала государственным секретарем США (первой в истории Соединенных Штатов темнокожей женщиной на этой должности), а до того – советником президента США по вопросам национальной безопасности. Кроме того, эта необыкновенная женщина была проректором знаменитого Стэнфордского университета. В значительной степени ее социальный успех обусловлен ранним многосторонним образованием.

Жизненные сценарии очень многих выдающихся личностей свидетельствуют: чем больше и красочнее окажутся детские впечатления, тем больше шансов, что одно из них окажется судьбоносным. Если так, то почему бы родителям не сделать так, чтобы таких впечатлений было больше? Почему бы не приложить усилия, которые конвертируют потраченную энергию в успешные судьбы детей?!

Вырастить гения в пробирке невозможно. Ни один из них не был воспитан сугубо родительскими усилиями. Каждого из гениев впору сравнивать с канатоходцем над пропастью, а родительский вклад хоть иногда и являлся значительным, в сплетении многих факторов никогда не бывал решающим. К тому же за гениальность судьба всегда выставляла поистине грандиозный счет – лишь немногим удалось избежать душевного разлада. И если бы иные родители, желающие видеть своих детей гениальными, вникли бы в горькие судьбы героев, сосчитали бы количество душевных ран, то вряд ли бы оставались прежними апологетами заоблачных побед своих чад. Но и в том случае, если бы некоторые решительные отцы и непреклонные матери взялись все-таки воспитывать гениев, это было бы бесполезно и бессмысленно, ибо искусственно создать трагические условия или близкие к ним попросту невозможно или крайне опасно. Истинными мотиваторами для гениев чаще всего становились раннее познание смерти, испытанные душевные или физические страдания, близкое знакомство со страшными болезнями, социальное отторжение, одним словом, эмоциональные потрясения, которые запрограммировать нереально.