В гробовой тишине прозвучали слова Омм-Гаара:

— Кто еще будет утверждать, что был прав он, Груулл, а… вовсе не я?!

На этот раз в зале Молчания ланкарнакского Храма царила самая что ни на есть гробовая тишина, совершенно соответствующая храмовому уставу.

— Но я жду уверений в том, что меня не обвинят в святотатстве, — подал голос Курр Камень. — Я хочу услышать это даже не от тебя, о Стерегущий. Я хочу, чтобы с помощью Дальнего Голоса вы вызвали самого Верховного предстоятеля из Первого Храма в Ганахиде. Мне нужно, чтобы сам Податель веры подтвердил, что я…

— Хорошо! — выдохнул Омм-Гаар. — Будет тебе подтверждение из Ганахиды… от Верховного!

— Хорошо. Я жду. Сейчас.

— Он еще и диктует, наглая скотина, — искренне удивился Омм-Моолнар, но пленник и бровью не повел

Омм-Гаар сделал неуловимое движение правой рукой, затянутой в белую перчатку, и стоявший за ним Ревнитель приложил ладонь к полу справа от трона и тотчас же отошел. Раздалось легкое гудение, и каменный блок начал выходить из массива. Изнутри он оказался полый и чем-то напоминал громадное человеческое ухо. В пространстве внутри блока находилась тонкая металлическая конструкция, похожая на большой черный цветок. Стебель этого «цветка» был усеян «шипами», и один из этих шипов осторожно тронул Стерегущий Скверну. В зал Молчания протянулось громкое шипение, а потом далекий голос произнес:

— Первый Храм внимает вам.

— Мне нужен Верховный предстоятель, — отчетливо произнес Омм-Гаар.

— Кто говорит?

— Говорит Стерегущий Скверну, глава Второго Храма, что в Ланкарнаке. Омм-Гаар.

Глуховатый баритон наполнил уши замерших в зале Молчания храмовников, наблюдающих за священным церемониалом Дальнего Голоса:

— Говори, Омм-Гаар, Стерегущий Скверну. Я слышу тебя…

…В тот же день пленный Караал был приведен к гроту Святой Четы. По его просьбе. Он сказал, что сначала должен войти в грот один, разве что в сопровождении лишь Омм-Гаара, а уже на следующий день выборные от всех сословий Ланкарнака — первые за многие века миряне в гроте! — спустятся в святое место, чтобы присутствовать при… При пробуждении? Пока что Стерегущий Скверну, брат Гаар, предпочел не думать об этом. У самой двери, ведущей в священное место, Стерегущий Скверну оттолкнул стражу, ведущую Караала, и, едва не коснувшись губами уха пленника, выговорил негромко:

— Что, мелькнула мысль — убить меня, как ты убил здесь же прежнего Стерегущего, а?

— Я не убивал его.

Омм-Гаар презрительно скривил рот:

— Если не ты, тогда кто же? Перестань!

— Еще раз повторяю. Я не убивал вашего предшественника, брат Гаар. Он сам убил себя… — Тут бывший старший Толкователь Караал приложил руку ко лбу в клятвенном жесте и договорил: — Он сам убил себя, о Стерегущий. Он сам убил себя… клянусь в этом Святой Четой, стоя на ступенях священного грота!!!

Гаар остановился. Сколь ни был вероломен и коварен Стерегущий, но даже он понимал, что ТАКУЮ клятву никто не посмел бы произнести всуе. Под такой клятвой не лгут, не изворачиваются, не лукавят. А это означает только одно: Караал говорит правду.

— Зачем же… зачем же Стерегущему было, убивать себя?

Караал покачал головой и, толкнув дверь и осенив себя охранным знаком, вошел в грот. Ступень за ступенью он сходил вниз. И у Омм-Гаара почему-то не возникло желания останавливать его и задавать еще какие-то вопросы, добывать ответы на них. Хотя за спиной Омм-Гаара стояла вся мощь Храма, все еще громадная, несмотря на понесенные потери; за спиной же Караала была только дверь в грот, только что отворенная им…

Надо сказать, что после беседы Караала с помощью Дальнего Голоса с самим Сыном Неба состоялся еще один разговор. С глазу на глаз. Говорили Караал и Омм-Гаар, глава ланкарнакского Храма.

— До сих пор удивляюсь, что не отдал приказа уничтожить тебя, — таким замечательным манером тучный Омм-Гаар начал беседу. — Нет, конечно, у тебя всегда был дар убеждения, иначе тебя давно не было бы на свете. Помню, как много лет назад ты появился в Храме и попался на глаза прежнему Стерегущему, а потом с головокружительной быстротой прошел по ступенькам иерархической лестницы… гм… да, от простого послушника до Толкователя. Особы неприкосновенной даже для братьев Ордена.

— Самое смешное во всем этом состоит в том, что я продолжаю верить в пресветлого Аааму, чье истинное Имя неназываемо. И что я в самом деле хочу помочь Храму, — убежденно выговорил Караал.

Омм-Гаар был средоточием множества пороков: он был жесток, алчен, он любил баловать плоть чревоугодием и противоестественным развратом. Он был беспринципен и легко менял убеждения, а его высокомерие и самомнение («О, потомок самого Элль-Гаара, одного из Первоотцов и сподвижника самого Замбоары!») вошли в обиходную храмовую поговорку. Но в чем ему решительно нельзя было отказать, так это в уме и проницательности. Без знания людей, их внутренней сути, нельзя стать Стерегущим. И он с полуслова понял, почувствовал, подхватил тонким и наполовину звериным своим чутьем, что Караал хочет донести до него правду. Но была еще привычка сомневаться во всем, глубоко укоренившаяся в сознании храмовника, и он спросил:

— Позволь, а как же совместить с этими твоими словами то, что тебя взяли в плен… когда ты был среди Обращенных?

— У каждого своя миссия, — сказал Караал. — Быть может, я оказался среди них именно для ТОГО, чтобы вот сейчас стоять перед тобой и говорить все эти слова. Приказав убить меня, не лишишь ли ты себя чего-то большего, Стерегущий?…

Потянулось молчание, длинное, липкое, как слюна загнанного животного.

— Ты умеешь убеждать, — наконец сказал Омм-Гаар. — У тебя дар.

— Позволь убедить тебя еще в некоторых вещах, — отозвался Караал, не поднимая глаз.

«Предав Храм, предает других своих?… — мелькнула под черепом Стерегущего Скверну сбивчивая мысль. — Предав однажды, предаешь всегда и навсегда?… Или он в самом деле… будет полезен? Так или иначе, но убивать его преждевременно. Ведь мы так и не научились воскрешать».

— Я слушаю, — сказал Гаар.

…И вот — настал час ПРОБУЖДАТЬ Аллианн, Ту, для Которой светит солнце.

Итак, Омм-Гаар жестом велел Ревнителям остаться вне священного грота и последовал за Караалом в одиночестве. Под священническим одеянием он прятал кинжал, и пальцы оглаживали его рукоять под тонкой шелковистой тканью. Медленно спустился он в грот вслед за бывшим Толкователем Караалом. Глаза его были устремлены к дальней стене, туда, где на небольшом возвышении из серого с красноватыми вкраплениями камня покоились два саркофага, поставленные под углом, один край выше другого. Крышки саркофагов были совершенно прозрачны. В правом саркофаге сквозь ядовито-желтый туман, заполнявший внутреннее пространство, проглядывали контуры недвижного тела. Женского тела.