Нет, надо идти другим путем. Но не завершивший процесс индустриализации Советский Союз один не выстоит против гитлеровской Германии, покорившей всю Европу. Или выстоит, но, как и в их истории, понесет ужасные людские и материальные потери. Сейчас ему, Сталину, это очевидно как никогда. Кроме того, а разве он может отказаться от сотрудничества с силой, способной доставить вот эти книги к нему в кабинет? А ведь вместо них могла оказаться бомба или пуля, выпущенная в затылок. Одним словом, обстоятельство непреодолимой силы.

С другой стороны, раз речь идет о «дружбе, торговле, сотрудничестве, взаимопомощи и коллективной обороне», значит, и этому Путину что-то нужно от товарища Сталина. Наверное, надо начать переговоры и в ходе их постараться выяснить дальнейшие намерения партнера в отношении СССР, советской власти вообще и лично в отношении него. При этой мысли Сталину вдруг показалось, что Путин на портрете подмигнул ему левым глазом.

«Наверное, это от переутомления, – подумал Сталин, – надо бы отдохнуть. Но времени нет, и в ближайшие годы не предвидится. Ведь работы много, и ее не каждому доверишь. Скорее наоборот, страшно мало тех людей, которым можно по-настоящему доверять, кто работает не за страх, а за совесть и идею. Остальных, стремящихся использовать свое положение в партии или на государственной службе в личных целях, надо в свою очередь использовать на все сто процентов, а как только они становятся бесполезными, то освобождать без сожаления от всех занимаемых ими постов. Какой мерой мерили вы, дорогие товарищи, такой и вам воздастся, в лагерном бараке или у расстрельной стены…»

От размышлений товарища Сталина отвлек появившийся на пороге кабинета генеральный комиссар госбезопасности Лаврентий Берия. Ну, не был он ни садистом, ни бабником, а был человеком, до конца преданным советской власти. А все страшные сказки рассказал о нем люто его ненавидящий Никита Хрущев. Ненависть эта была не меньшей, чем та, которую «кукурузник» питал к Сталину. Так ничтожества, у которых, за что бы они ни взялись, все выходило сикось-накось, могут ненавидеть только по-настоящему талантливых людей. Но теперь тому Никите самому оставалось жить очень недолго, скорее всего, до первого чиха Хозяина.

– Проходи, Лаврентий, – Сталин сделал приглашающий жест рукой, – присаживайся. Разговор будет серьезный. Учти, что о том, что я тебе сейчас скажу, не должна знать ни одна живая душа. Когда будешь давать задание своим сотрудникам, никто из них не должен понять общей картины: что делается, по какой причине и с какой конечной целью. Он, – Сталин указал на дверь в приемную чубуком трубки, – знает только то, что после вчерашнего совещания я приказал никого не пускать, а потом всю ночь работал с документами.

– А на самом деле? – непроизвольно поинтересовался Берия и тут же поправился: – Я вас слушаю, товарищ Сталин.

– А, ничего, – махнул рукой Сталин. – Действительно работал с документами. Только вот документы эти, как говорится, «из ряда вон»… Привет из будущего! Поневоле тут поверишь во всякую чертовщину.

– Вот полюбуйся, Лаврентий, – Сталин взял со стола одну из книг, – история СССР с сорок первого по девяносто первый год. Причем, если верить этой книге, в девяносто первом году кончается не только история, но кончается и сам СССР. Реставрация капитализма, исключительно по причине измены партийной верхушки.

– Провокация? – поинтересовался Берия. – Британская или германская разведка…

– Разве немцы или англичане могут сделать так, чтобы в моем кабинете эти книги появились из ничего и упали прямо на мой стол? – спросил Сталин и сам тут же ответил на свой вопрос, подавая Берии еще одну книгу: – Они не могут, а этот может! Между прочим, Лаврентий, человек в прошлом работник твоего наркомата.

– Хитрющий, сразу видно, – заметил Берия, посмотрев на портрет на обложке, – но ничего, и не таких обламывали…

– Обламывать пока не надо, – сказал Сталин и подал Берии письмо с предложением о переговорах. – Сначала надо понять, что этот человек хочет получить от нас и что согласен предложить взамен. А также продумать методы по предотвращению – как это будет по-научному, побочных явлений.

– Эффектов, – машинально поправил Берия вождя, – побочными бывают только эффекты.

– А, ладно, – махнул рукой Сталин, – ерунда!

Потом Лаврентий Павлович долго читал письмо, вникая в каждое его слово, а прочитав, положил на стол и задумчиво сказал:

– Значит, все-таки война? С Гитлером?

– 22 июня 1941 года нас придут убивать, – ответил Сталин. – Это будет не обычная война за территорию или выгодные условия торговли, это будет библейская война на истребление одного народа другим. Может, мы справимся сами, а может, и нет. Как-никак, теперь на Гитлера фактически работает уже вся Европа. Даже нейтралы, мать их за ногу… В том прошлом мы заключили союз с британскими и американскими империалистами. И потом слишком дорого за это заплатили. Самое главное, что это дело немыслимо доверить кому-нибудь из НКИДа. Там еще не вычищен до конца литвиновский гадюшник. А это значит, что все секреты станут тут же известны англичанам. Придется этими переговорами заняться нам с тобой лично.

– Понятно, – сверкнул стеклами пенсне Берия, – тайный договор…

– Действительно тайный, – согласился Сталин. – Лаврентий, пойми, 31 июля этого года Гитлер уже поставил перед своими штабистами задачу разработать план нападения на СССР. А вчера ему уже были доложены первые наброски.

И самое главное, я знаю, что он нападет на нас через год, независимо от того, состоится ли высадка на Британские острова в этом году или нет. Гитлер считает, что если ему удастся разгромить СССР, то Америка не вступит в игру, сохраняя нейтралитет, а Британия, потеряв последнюю надежду, капитулирует. Так что, товарищ Берия, можно сказать, что война уже началась, и то, что на ней пока не стреляют, это еще ни о чем не говорит. Победит в ней тот, кто еще до начала боевых действий наилучшим образом подготовится к сражениям.

Я думаю, что это будет не столько дипломатический договор в прямом смысле этого слова, сколько сверхсекретная военная операция. Ее надо хранить в тайне и от большей части наших генералов, которые, как я понял, оказались в критический момент далеко не на высоте…

– Кхм, кхм, – как бы ниоткуда раздался вдруг мужской голос, – коллеги, разрешите присоединиться к вашей беседе?

– Путин Владимир Владимирович, если не ошибаюсь? – не дрогнув лицом, так же в пустоту спросил Сталин.

– Он самый, товарищ Сталин, – ответил голос. – Вы не ошиблись.

– Ну, присоединяйтесь, коль уж появились, – кивнул Сталин, – проходите, присаживайтесь.

– Да нет, спасибо, – ответил голос, – я уж лучше пока на своей стороне постою. А то ведь у вас там, коллеги, сесть легче, чем потом встать…

– Ну, как хотите… Стойте на своей стороне, – усмехнувшись, ответил Сталин. – Кстати, как вас лучше называть, господин или товарищ Путин.

– Лучше, товарищ Сталин, пока называйте меня нейтрально – коллега, – ответил российский президент, появляясь в овальном окне темпорального канала, примерно в полутора метрах от Сталина с Берией.