бешенством столицу не поедут, и к своему разочарованию, не увидел никого, кто мог бы даже теоретически ехать по нужному ему пути. Гражданские машины моментально забили все колонки, люди побежали заправлять баки, многие несли в руках канистры, а очередь тем временем постепенно увеличивалась. Дмитрий же понял, что здесь особенно надеяться не на что, и решил попробовать ловить проходящие мимо машины с руки. Он зашёл на заправку, попросил какую-нибудь ненужную картонную коробку и маркер у мужчины за кассой. Кассир без вопросов выдал необходимое и Вознесенский на оторванной от короба картонке написал «Москва», надеясь не тормозить всех подряд таким образом, а поймать того, кто едет именно в столицу. В любой другой день он бы за полчаса-час без каких-либо проблем остановил дальнобойщика или просто заскучавшего водителя, решившего сделать доброе дело на сегодня, но сейчас исход был непонятен совершенно.

На дороге пришлось стоять достаточно долго. Никто не хотел останавливаться, что было ожидаемо и понятно. Люди попросту боялись грабежа или заражения, а в такой момент остаться без машины, если у попутчика окажется с собой пистолет и намерения будут недобрыми – подобно катастрофе. Особенно, если у тебя есть дети. Поэтому с машинами откровенно не везло и Дмитрий уже начал впадать в отчаяние, прекрасно понимая, что пешком просто не дойдёшь, невозможно. Вознесенский даже прибегнул к излюбленному приёму, которым пользовался постоянно, когда нужно было за минуту-другую найти машину – он вынул из кармана пятитысячную купюру и зажал её двумя пальцами на вытянутой руке, показывая мимо проезжающим, что ловит авто не просто так, а за деньги. Но даже это и не думало работать. Вознесенский начал втихую материться на каждого, кто проезжал мимо и не останавливался, понимая, что провёл на обочине уже почти два часа. В какой-то момент ему повезло: рядом остановился «Киа Соренто» с подмосковными номерами. Открылось окно с пассажирской стороны, и Вознесенский увидел в салоне двух мужчин лет по тридцать пять и на заднем сидении сидела женщина, примерно того же возраста. Водитель наклонился, чтобы видеть Дмитрия, и спросил:

– Здорово, братан! В Москву едешь, значит?

– В Москву, всё верно. Подвезёте? – Дмитрий уже обрадовался, надеясь быстро добраться домой. Может, удастся ещё и выйти удачно.

– Можем. Сколько заплатишь? На шару не повезу, сразу предупреждаю. Мне интереса никакого. – Поинтересовался водитель с наглой ухмылкой.

Дмитрий был готов к подобному варианту событий, поэтому не особо удивился. Есть такая категория людей, старающихся урвать кусок в любой ситуации, в том числе не гнушающихся заработать на чужом горе или трудностях. Он такое видел неоднократно, особенно среди таксистов – абсолютно деклассированной публики с невнятными жизненными ориентирами. Когда были взрывы в Москве, или когда случались аварии в метро и не только, подобные люди взвинчивали цены на поездки в разы, чтобы по-лёгкому заработать. В любой другой ситуации Вознесенский бы такого послал, а с ещё большим удовольствием дал в морду, но сейчас выбора не было, пришлось наступить на горло своим принципам.

– А сколько ты хочешь? – Поинтересовался Дмитрий.

– Ну, я нормально хочу, – ответил водитель и все трое пассажиров заржали.

– Десять тысяч у меня есть. Больше нету просто. Но тогда подкинь меня на восток, до моего района. Я скажу куда.

– Нее, кому щас деньги нужны, от них не останется ничего уже завтра-послезавтра.

– Но пока-то нужны, – возразил Вознесенский, чувствуя, что закипает.

– Ценное чё есть? Что потом махнуть можно?

«Ах ты ж быдло грёбаное… вот кому стрельнуть в башку надо бы», – со злостью подумал Дмитрий, в красках представляя, как дырявит из пистолета наглую голову водителю-хаму, а затем его попутчикам, и тут же пожалел, что лишился «Грача».

– Ценного нет ничего. Вот только это, – Вознесенский указал на наручные часы, – настоящие швейцарские Tissot, штуку баксов стоят.

– Нормально. Тогда давай часы и десятку. Довезу тебя до твоего района, хрен с тобой.

– Ты же говорил, что деньги не нужны?

– Найду применение. Давай, пока я добрый, решай. Ну или стой тут до ночи. Всё равно деваться некуда. Ну?

– Ладно, давай, – зло ответил Вознесенский, сел в машину, и протянул водителю наручные часы и две пятитысячные купюры.

Паркетник плавно тронулся и набрал скорость. Вознесенский предупредил, что нужно ехать по платнику, на что ему водитель ответил, что уже в курсе, связывался со своими приятелями, которые выехали за час до него. Дмитрий прижался затылком к подголовнику заднего дивана и сделал вид, что задремал, лишь бы не поддерживать разговор с попутчиками и не отвечать на какие-либо вопросы с их стороны.

27 апреля. Москва. Дмитро Цуцуряк.

Неприметный серый микроавтобус «Фольксваген Мультивэн» тихо подъехал к старому пятиэтажному дому, облицованному желтоватой плиткой, и остановился возле подъезда на парковке. Напротив дома стояло всего три машины, что для московского дворика в спальном районе было нетипично – люди разъехались кто куда. Антон Сучков, сидевший за рулём, припарковал машину задом к детской площадке – так, чтобы можно было видеть входящих и выходящих из подъезда, а также в случае острой необходимости рвануть с места в любом направлении, и заглушил мотор. Он был спокоен и ждал команды на выход. Пока Дмитро Цуцуряк, сидевший рядом, высматривал что-то в окнах на четвёртом этаже, Сучков откинулся на водительском сидении и сфокусировал взгляд на двери подъезда. Сидевший на втором ряду Арутюнян постоянно шуршал пакетиком с фисташками и непрерывно грыз орехи, вызывая ужасное раздражение у своих попутчиков щёлкающими звуками.

В доме свет горел в нескольких квартирах. В остальных окна были чёрными и движения с улицы не наблюдалось, что лишь убеждало наёмников в том, что либо жильцы разбежались из погибающего мегаполиса, либо часть из них уже мертвы. Однако, несмотря на отсутствие людей на улицах и кажущийся вымершим дом, а также полностью парализованную систему гражданской безопасности, было решено из машины оружие не брать, на всякий случай. Мало ли, чьё внимание можно привлечь, притом что полиция хоть и практически разбежалась, но местами ещё работала. Причём, судя по косвенным данным, в силу своей малочисленности и чрезвычайного положения в городе, работала максимально жёстко. Да и не нужен был огнестрел – взять обычного лоха с сумкой троим подготовленным бойцам не казалось нетривиальной задачей. Единственное, что Цуцуряк твёрдо решил взять с собой в квартиру – это обрез двуствольного ружья-горизонталки, который в случае маловероятного применения предполагалось бросить там же. А два автомата и помповое ружьё «Моссберг» двенадцатого калибра было решено оставить в машине и с собой не брать.

Цуцуряк сверился с адресом. Второй подъезд, тридцать третья квартира. Окно