— Этому мальчишке, должно быть, года двадцать два, не больше.

— В январе исполнилось двадцать один. Я проверила у них документы, иначе бы не налила.

— Тем более. Я не дерусь с детьми. И потом, когда тебя бьют кулаками по лицу, это, знаешь ли, больно. — Он приподнял голову Лины за подбородок, всмотрелся в ее осунувшееся лицо. — Долгий был сегодня день, верно?

— У меня начиная со среды один сплошной долгий день. Спасибо за помощь, Дек. Ты отлично справился.

И не просто справился, добавила она про себя. Деклан удивил ее тем, что работал с полной отдачей и сразу вписался в обстановку и ритм ее бара. Очаровывал женщин, мужественно терпел грубые шутки и приставания, а опасную ситуацию разрешил не демонстрацией силы, а улыбкой и добрым словом.

Чем дольше она его знает, думала Лина, тем лучше понимает, сколько еще ей предстоит узнать.

Она достала из кармана конверт.

— Что это?

— Твоя зарплата.

— Господи, Лина, зачем мне деньги?!

— Я халявой не пользуюсь, ты работал — я плачу. — Она сунула конверт ему в руки. — Обойдемся без расписки. В бухгалтерию занесу потом.

— Гм… ну хорошо. — Деклан не стал спорить и сунул конверт в карман. Ладно, купит ей что-нибудь на эти деньги.

— А теперь — премия! — Она обвила его шею руками, прижалась к нему, прикусила его нижнюю губу, требуя поцелуя.

Он скользнул руками по ее талии, задержался на бедрах, а затем подхватил ее и поднял.

— Дадим отдых твоим усталым ножкам.

— О да!

Покрывая быстрыми поцелуями ее лицо, он понес ее в постель.

— Знаешь, что я с тобой сейчас сделаю?

Лина ощутила слабый прилив желания — усталость брала над ней верх, и больше всего она радовалась самой возможности оказаться в постели.

— Кажется, догадываюсь!

Деклан уложил ее на кровать, и Лина едва не замурлыкала от удовольствия — наконец-то она могла вытянуться и оказаться в горизонтальном положении. Деклан снял с нее одну туфлю.

— Я дам тебе то, о чем мечтают все женщины! — патетически воскликнул он, снял вторую туфлю и устроился на кровати рядом с ней.

Как ни была измучена Лина, но не могла не ответить шуткой:

— Подарочный сертификат из «Сакса»?

— Еще лучше! — Он провел пальцем по ее босой ступне. — Сеанс массажа!

— Что-о?

Улыбнувшись, Деклан принялся разминать ее ступню, один палец за другим, и с удовлетворением отметил, что глаза ее затуманились от наслаждения.

— М-м… Деклан, до чего же у тебя умелые руки!

— Расслабься и получай удовольствие. Салон мануальной терапии Деклана Фицджеральда пользуется мировой известностью. Кстати, еще мы предлагаем массаж всего тела.

— Кто бы сомневался!

Она расслабилась, чувствуя, как понемногу уходит боль. Руки его неторопливо двинулись от ступней к лодыжкам, и натруженные мышцы благодарно отзывались в ответ.

— А после карнавала у тебя выходные будут?

Она вынырнула из полудремы, тряхнула головой, пытаясь сосредоточиться.

— М-м-м… выходной у меня во вторник.

— Ох, как не скоро! — Он запечатлел поцелуй на ее колене. — А теперь давай тебя разденем…

Он расстегнул джинсы. Лина чуть приподнялась, давая возможность их стянуть.

— Что еще ты мне помассируешь, красавчик?

«Едва ли сама она сознает, — подумал Деклан, — что с трудом выговаривает слова — язык у нее заплетается от усталости».

Он положил руки ей на грудь — и, к его радости, Лина ответила немедленно: запустила руки ему в волосы и потянулась к нему губами. Деклан расстегнул и снял с Лины блузку, за ней последовал лифчик. Начал целовать шею и грудь — она выгибалась ему навстречу.

Одним движением он перевернул ее на живот. Она выгнулась и застонала от наслаждения, когда он начал массировать ей шею.

— Вот здесь! — объявил он. — Как я и думал — мышцы напряжены, совсем как кое-где у меня… Тебе надо расслабиться.

— О, боже мой! — Если бы сейчас ей предложили загадать желание, она загадала бы только одно: пусть Деклан массирует ей шею и плечи как можно дольше! — Ты мог бы этим зарабатывать себе на жизнь!

— Да, это моя вторая профессия. Ох, какие у тебя тут узлы! Придется доктору Деку серьезно тобой заняться.

— Обожаю играть в доктора!

Она ожидала, что он сменит шутливый тон, что прикосновения его станут требовательными. Конечно, он просто душка, думала она, проваливаясь в сон, но все же он мужчина.

Что ж, она подремлет чуть-чуть, а потом он разбудит ее и…

Проснулась она от бьющих в окно солнечных лучей. Сонный взгляд на часы на прикроватной тумбочке. Боже, двадцать минут одиннадцатого! Не может быть!

Она лежит в постели. Расстеленной так аккуратно, словно о ней позаботилась ее бабуля. Лежит раздетая, укрытая одеялом.

Одна.

Она перевернулась на спину, с наслаждением потянулась и зевнула. С легким удивлением поняла, что не ощущает никакой ноющей боли. Ни шея, ни спина, ни ноги не болели.

Доктор Дек поработал на славу, подумала она с улыбкой. А теперь, должно быть, дуется из-за того, что она ему не отплатила. И трудно его в этом винить: он вел себя как идеальный мужчина, а она в ответ что? Отключилась и заснула!

«Надо загладить свою вину», — сказала она себе, выползая из постели, чтобы выпить чашку кофе, а затем отправиться в душ.

Вышла на кухню и изумленно уставилась на полный кофейник и приклеенную к нему записку. Нахмурившись, она включила кофейник, взяла записку и прочитала:

«Сейчас 7.10. Мне пора — сегодня привезут стойку для кухни. Не знаю, когда ты вернешься к жизни, поэтому боюсь оставлять кофейник включенным. Кофе в нем свежий. Кстати, имей в виду, ты очень хорошенькая, когда спишь.

Позвоню позже.

Деклан».

— Что за человек! — пробормотала Лина, откладывая записку. — Просто удивительный!

Она заехала в бар проверить, не нужно ли пополнить запасы и сделать необходимые распоряжения. А затем, снедаемая любопытством, поспешила в Дом Мане.

Дверь была открыта. Интересно, подумала Лина, многие ли хозяева особняков оставляют двери нараспашку — мол, заходи кто хочет? Конечно, сельская простота и все такое, однако многие на его месте первым делом озаботились бы системой безопасности.

Откуда-то из глубины дома доносился стук молотков и голоса рабочих. Лина двинулась туда, но остановилась на полпути. Ее внимание привлекла гостиная. Лина замерла на пороге, нагнулась, потрогала рукой сверкающий пол. Лак уже высох и блестел так, что в него можно было смотреться как в зеркало.