Кричат те, кто гол, кричат те, кто голоден, и они спрашивают вас: скажите нам, понтифики, что делает это золото на удилах ваших коней? Это золото, отводит ли оно от нас холод и голод? Кольца, двуколки, колокольчики, ремешки, усыпанные золотом, и тысячи узоров, столь же прекрасных своими расцветками, сколь драгоценных своим весом, свисают с шеи ваших мулов, но едва ли из жалости кинете вы своим братьям, чем прикрыть хотя бы наполовину их голые бока.

Прежде чем упрекать Генриха за его недостатки, Томас должен начать с покаяния. Он чувствует себя безнадежно одиноким, уничтоженным. Должен ли он осудить короля? Архиепископ сомневается в себе и спотыкается на паперти базилики. Он откладывает на завтра, на 12 июня — на Троицын день, — нелегкую миссию: объявить перед верующими об измене английских епископов, порабощенных королевской властью.

На следующее утро Томас принимается служить мессу. С утренней зари собралась многочисленная толпа. Видя с высоты своей кафедры эти внимательные лица, Томас умоляет Господа дать ему смелости говорить. В 1146 году Бернар видел перед собой Людовика VII и Алиенору, королевскую чету. Перед ним, Томасом, только незнакомцы, готовые его слушать.

Он выбирает непринужденный тон, чтобы рассказать им о своей жизни, о роли канцлера, потом о своем служении в сане архиепископа. Когда рассказывает о страданиях, которые он испытал во время своего изгнания, волна симпатии поднимается в толпе. Увлеченный этой верой, он осмеливается на то, чего опасался. «Благодарности в голосе они не услышат, когда я буду говорить о тех, жадных к деньгам и к власти, что льстят принцам и открыто предают Церковь в их пользу». Намек прозрачный. Генрих — первый виновный. Потом Томас представляет внимающей толпе свиток, содержащий Кларендонские установления, переданные ему королем. Он предупреждает об опасности, которую они собой представляют для Церкви и Папы. Те, кто думает, что взыскания, примененные церковным судом к церковникам, более легкие, чем для мирских и клириков, не произносят ни слова. Но когда Томас упоминает о жадности английской курии в окружении Генриха, все рукоплещут. Бернар Клервоский был популярен, несмотря на свой прямолинейный характер, потому что открыл для бедных хранилища с пшеницей цистерцианцев.

Критический момент приближается. Томас перечисляет имена членов из окружения Генриха, подлежащих отлучению от церкви. Во главе списка Джон Оксфордский, принесший присягу собранию выборных в Вюрцбурге немного более года тому назад, во время которого был назван раскольнический антипапа, Ричард Илчестер, последний архидьякон Пуатье, его сопровождавший, Ричард де Люсе, верный раб Генриха. Затем были названы второстепенные исполнители, наемники, жадные ландскнехты, которые выполняют грязные дела — конфискации имущества, недозволенные законом осуждения, преследования — на службе короля.

Когда Томас наконец-то останавливается, в нефе наступает тишина. Томас, взволнованный до слез, спускается с кафедры. За пределами земель и морей, с другой стороны Ла-Манша, вскоре узнают, что король Генрих II подлежит отлучению от церкви.

Как всегда, старую императрицу ожидают новые испытания. Ей не занимать ни энергии, ни воли, но в этой неравной схватке этой сильной женщине предстоит потерпеть поражение. На этот раз Матильда ощущает прикосновение крыльев смерти, а ей хотелось бы чувствовать себя необходимой близким и своему дорогому герцогству. Ее исповедник вынужден выслушивать нескончаемые перечисления даров и уступок, которые она совершила.

Она настоящая мать, она никогда не предавала своего сына. Она любит его и восхищается слишком сильно, чтобы отказать ему в помощи. Генрих смотрит на мать: она бледна, глаза кажутся больше от усталости и недуга, который ее гложет. Матильда лежит в своей кровати с пологом. Это приводит его в оцепенение. Он понимает, что она последний оплот и защитница единства семьи. Она сделала все, чтобы спасти их союз и сохранить к нему уважение детей. Но настал момент, когда императрица должна дать последние указания, потому что Господь призывает ее к себе. Она предпочла бы, чтобы болезнь отступила, но Господь решил по-другому, и Матильда смиренно благодарит его за то, что он позволил присутствовать матери при чудесном восхождении на трон ее грозного сына. Ведь он создал настоящую империю. Это столь желанная корона, и Генрих добился ее, и Матильда молит Бога, чтобы он помог ее сохранить.

Алиенора поспешно вернулась вместе с детьми, чтобы присутствовать при последних минутах Матильды. Императрица жестом просит, чтобы ей показали новорожденного, Иоанна, уже ставшего свидетелем несогласия и частых споров между своими родителями. Так же, как и капеллан Алиеноры, она замечает мрачность во взгляде малыша, его нервозность. Ему нет и десяти месяцев, а он уже быстро бегает, изматывая свою кормилицу. Однако Алиенора не так внимательна к мальчику, как была внимательна к старшим детям. Генрих, который наблюдает за ней, замечает это, и недостаток восхищения сыном он воспринимает как оскорбление в свой адрес. Тем временем старая Матильда делает знак Алиеноре подойти и, советуя невестке следить за единением семьи, благословляет ее. Генрих приблизился, чтобы слышать последние слова умирающей матери. Алиенора, более взволнованная, чем могла предполагать, отходит, поцеловав королеву-мать. Она собирает всех детей, а Генрих, словно маленький мальчик, наклоняется, чтобы лучше слышать голос матери, который часто раздражал его, но в то же время и предупреждал о подводных камнях, так часто встречающихся в жизни.

— Не мне, Генрих, поручать вам королевство, которым вы правите лучше, чем кто-либо другой. Вам удалось то, что ни ваш отец, ни я не сумели сделать. Однако будьте милосердным. Освободитесь от чувства непримиримости, которая со мной сыграла столько дурных шуток. Соблюдайте ваши обязательства, требуйте от советников верности по свободному согласию, а не в силу покорности. Постарайтесь их понять. Будьте умеренным, но вовсе не слабым с вашей семьей и окажите вашей супруге милость: вовлекайте ее в ваши действия, привлекайте к участию в разработке большего числа законов в ее Пуату. Вы вместе открыли собор в Пуатье, дайте ей возможность быть там вашей представительницей, когда вы отсутствуете в стране.

Высокий и тощий капеллан Гийом де Трейньяк неслышно направляется к постели, но императрице еще нужно многое сказать, прежде чем исповедаться. Она протягивает свои ослабевшие руки к Генриху Младшему.

— Следуйте путем, который начертан, дитя мое, и, пожалуйста, не истратьте на турниры деньги короны. Оставайтесь веселым, однако избегайте эксцессов жизни при дворе. А теперь дайте мне поговорить с вашей сестрой…

Брак внучки с Генрихом Львом для Матильды важнее, чем отлучение от церкви, произнесенное Томасом Беккетом. Ее самое заветное желание — чтобы внучка Матильда поднялась когда-нибудь на императорский трон Барбароссы. Она советует девочке совершенствовать образование: германские и романские языки, латынь. Быть красивой и кокетливой, но не чрезмерно. Внучке достаточно ее природной красоты, хороших манер, умения вести беседу. Побледнев, Матильда поняла, что ее судьба решена. Она подходит к бабушке, и та обнимает ее.