Я захлопнул дверь перед его носом. Он забарабанил с новой силой.

— Ты заплатишь мне тысячу евро к концу недели, иначе распрощаешься с яйцами. Не советую дурить меня!

Бывают в жизни моменты, когда ты чувствуешь, что летишь в пропасть. И все из-за того, что допустил столь свойственную мужскому полу ошибку: думал не головой, а членом…

Я заставил себя принять душ, одеться и выйти на улицу — надо было забрать конверт. Борода встретил меня сердитым взглядом — неужели и он наслышан о том, что произошло? Язык нестерпимо болел, в животе урчало. Подозревая, что после ночных возлияний с твердой пищей будут проблемы, я ограничился унылым шоколадно-молочным коктейлем в «Макдоналдсе» у Восточного вокзала. В три часа дождливого дня в зале были лишь пассажиры, торопившиеся перекусить перед отправкой поезда. Обычно в «Макдоналдсе» столовались иммигранты — выходцы из Африки и Ближнего Востока, — они видели в забегаловке источник дешевой пищи. Иногда я ощущал странную солидарность с ними. Некоторые из них жили в Париже с рождения и все-таки были для него чужими. Их презирали все, кто стоял хотя бы на одну ступеньку выше.

Конечно, я стремился к другой парижской жизни — где были бы красивая квартира, интеллектуальная (и в то же время шикарная) подруга, желательно из киноманов; где обедают в хороших ресторанах; выпивают в кафе «Флора» (и не бесятся из-за заоблачных цен, что там дерут); где можно вкусить хотя бы глоток литературной славы и сопутствующих ей благ, вроде приглашений в salons du livre[127]и заказов на обзорные статьи для «Либераcьен» или «Лир». Но в реальности я был самым настоящим лузером — и к тому же еще трусоватым, поскольку никак не мог отделаться от мысли, насколько серьезны намерения Омара заложить меня мужу барменши.

Паникуя, я уже придумал с десяток сценариев, и все вертелись вокруг болезней, передающихся половым путем, а также тяжелых увечий, причиненных бандой разгневанных турецких джентльменов.

А если я все-таки отдам Омару тысячу евро, что тогда? Платить шантажисту — гиблое дело, тем более при нулевой гарантии прекращения угроз. Насмотревшись боевиков и полицейских детективов, я знал, что это лишь запустит активную кампанию по запугиванию жертвы. Омар, со свойственной ему тупостью, видно, решил, что ловко загнал меня в угол и теперь можно доить сколько угодно, пока во мне живет страх.

Вывод только один: мне нельзя сдаваться и уступать этому болвану. Но вот как остановить его, я пока не знал.

Маргит — вот кто мог дать дельный совет. Но Маргит… Как рассказать ей об этом?.. Я с ужасом думал о предстоящей через два дня встрече. Вряд ли за это время заживут царапины на заднице, оставленные остро отточенными коготками Янны. Про язык я уже не говорю…

Борясь с собой, я все-таки совершил единством разумный поступок: сходил в медицинскую клинику на бульваре Страсбург, где принимали без записи. Дежурный врач оказался коренастым крепышом лет пятидесяти пяти, с редеющими волосами и безразличным выражением лица профессионала, которого уже ничем не удивишь. Однако внешний вид моего языка произвел на него впечатление.

— Как это случилось?

Я рассказал.

— Qa arrive.[128]— Он пожал плечами и объяснил, что вряд ли поможет в лечении. — Продолжайте полоскать рот соленой водой, чтобы поддерживать рану чистой. Вообще-то, все должно зажить само собой. Через неделю опухоль спадет. Я бы еще посоветовал вашей petite amie,[129]в следующий раз, когда вы будете заниматься любовью, не демонстрировала свою страсть в столь агрессивной манере.

— Следующего раза не будет, — сказал я.

Он равнодушно кивнул:

— Tres bieen, monsieur.[130]

Я изложил ему свое беспокойство по поводу незащищенного секса с Янной.

— Француженка? — спросил он.

— Да, но ее муж турок.

— Но он живет здесь?

— Да.

— Она принимает наркотики внутривенно?

— Не думаю.

— А муж?

— Он пьяница.

— Как по-вашему, она спит с другими мужчинами? Что особенно важно — с африканцами?

— Она расистка.

— В моей практике встречались расисты, не гнушавшиеся сексом с теми, кого якобы презирали. У вас есть незащищенный секс еще с кем-нибудь?

— Да, но… я не думаю, что там возможен какой-то риск.

— Тогда последний вопрос. У вас есть какие-нибудь порезы или раны внутри и вокруг гениталий?

— Нет, насколько мне известно. Но, может, вы лучше посмотрите?

Доктор опять пожал плечами и устало вздохнул. Потянувшись куда-то назад, он выхватил из стопки пакетик, вскрыл его и начал натягивать хирургические перчатки, при этом жестом предлагая мне встать. Я снял брюки и трусы. Мой вялый пенис оказался в его латексных пальцах. Яички и промежность были осмотрены с помощью ручки-фонарика. Весь осмотр занял не больше тридцати секунд и мог бы показаться унизительным, не будь проведен в такой бесстрастной манере, как будто вместо гениталий осматривали репу.

— Как правило, для передачи ВИЧ от женщины к мужчине нужна какая-нибудь открытая рана или ссадина, чтобы вирус мог проникнуть в иммунную систему. Да, теоретически он может проскочить в уретру, но для это вам нужно быть в высшей степени невезучим.

— Это как раз мой случай, доктор.

— Шансы все равно слишком малы… Но, если вы хотите быть абсолютно уверены, мы можем сделать анализ крови и проверить вас на наличие других заболеваний, передающихся половым путем. А потом, через полгода проведем повторное исследование, чтобы получить окончательное подтверждение, что все чисто.

— Я бы хотел сделать тест.

— Tres bieen, monsieur.[131]

Спустя десять минут я уже был на улице, в моем кармане лежала визитная карточка с номером, по которому нужно было позвонить и узнать результат анализа. Я понимал, что доктор в душе отнесся ко мне как к человеку, прежде всего страдающему от сознания собственной вины. Понимал я и то, что, когда вечером увижу Маргит, мне придется признаться ей во всем. Есть вещи, о которых можно лгать. Но есть такие…

Через сорок пять минут я уже бродил по Ботаническому саду, мысленно пытаясь выстроить разговор с Маргит, заранее ужасаясь ее реакции и ругая себя за то, что в очередной раз из-за сексуальной несдержанности поставил под угрозу отношения, которые мне определенно не хотелось терять. Можно ли научиться чему-то на собственных ошибках? Похоже, нет, когда дело доходит до секса. Это как раз та самая область нашего поведения, в которой мы склонны к рецидивам.