Я колебалась. Я хотела сказать, что мне просто необходимо с ней увидеться! Я должна знать, что меня ждет. Я не желаю жить в неведении.

Однако мы оба пошли на уступки.

Карл сообщил, что отправит мистера Керка – одного из своих постельничих – с посланием к леди Дэвис. Из послания этого гадалка узнает, что королева не желает ее больше видеть.

– Вернее – король не желает, чтобы королева ее видела, – с прежней своей запальчивостью вскричала я.

Карл легонько поцеловал меня в лоб.

– Дорогая, – сказал мой супруг, – что бы я ни делал, я забочусь только о вашем благе.

Я знала, что это правда, и смягчилась. Я воспользовалась случаем и перехватила мистера Керка, пока он не унес послание. Одна из фрейлин провела постельничего в мои покои.

– Мистер Керк, – спросила я, – вы ведь направляетесь к леди Дэвис?

– Это так, Ваше Величество, – с поклоном ответил он.

– Когда увидите ее, передайте, что королева благодарна ей за прошлую беседу, а также спросите, будет ли мой следующий ребенок мальчиком и выживет ли он.

Мистер Керк снова поклонился и вышел.

Я никак не могла дождаться его возвращения.

Я послала одну из дам к воротам, чтобы, когда мистер Керк появится, она привела бы его прямо ко мне. Когда же он наконец предстал передо мной, на лице его сияла счастливая улыбка, и я поняла, что он принес добрые вести.

Я спросила:

– Передали вы мои слова леди Дэвис?

Постельничий кивнул.

– Она сказала, миледи, что в следующий раз вы родите крепкого, здорового сына и будете счастливы еще целых шестнадцать лет.

– Шестнадцать лет! Как странно! Но вы говорили о сыне… значит, он выживет?

– Так утверждает леди Дэвис, Ваше Величество.

– Спасибо, мистер Керк, – поблагодарила я.

И он отправился к государю – доложить, что передал ворожее королевское послание.

Шестнадцать лет, подумала я. Кажется, тогда наступит 1644 год. Шестнадцать лет… Это много, очень много… У меня будет сын… И меня ждет счастье!

Я отправилась к королю. Мистер Керк уже ушел, и Карл наверняка считал, что устроил все как нельзя лучше.

Обняв мужа, я сказала:

– Наш сын выживет – и будет крепким мальчиком.

Карл удивленно поглядел на меня.

– Вы ждете ребенка? – спросил он.

– Пока нет. Но леди Девис сказала, что мой следующий сын не умрет и будет здоровым и сильным!

Я увидела, что лицо короля просветлело от радости. Он прижал меня к себе, и я ликующе засмеялась.

В поведении Карла не было ни капли логики. Он же не верил в пророчества!

Однако в это поверил.

Я сказала:

– Когда слова прорицателя приятны, в них можно верить. Лишь когда они ужасны, о них лучше не знать.

Муж мой засмеялся. Мы были очень счастливы. Мы оба думали о сильных и здоровых сыновьях, которые у нас еще родятся.

Прошло примерно два года с тех пор, как мне было предсказано, что у меня родится мальчик. Это были два счастливых года. Наша с мужем любовь возрастала день ото дня. Казалось даже странным, что после столь бурного начала нашего супружества нас связало такое глубокое и пылкое чувство. Но Карл становился все прекраснее и все меньше походил на того угрюмого человека, с которым я стояла перед алтарем. Теперь муж мой улыбался гораздо чаще – и совсем забыл о своей былой привязанности к Бэкингему. А еще мне доставляли огромное наслаждение письма, которыми мы обменивались с Мами. Она теперь вышла замуж и стала мадам Сен-Жорж. Супруг ее происходил из благородного дома Клермон-Амбуаз, так что это был очень достойный союз. Я знала, что она счастлива – и это немного примиряет ее с нашей разлукой. Я всем сердцем радовалась за Мами. Она стала воспитательницей дочери моего брата Гастона, известной под именем мадемуазель Монпансье и доставлявшей всем множество хлопот. Мами часто писала о своей любви ко мне, любви, которую не смогли загасить ни время, ни расстояние; Мами уверяла меня, что никогда не забудет тех счастливых дней, когда она – мадемуазель де Монглат – была моей воспитательницей и подругой. Но мы обе теперь прекрасно понимали, что не стоит тосковать по прошлому, и я знала: наша переписка доставляет ей такое же удовольствие, как и мне самой.

Я была счастлива. Теперь я научилась говорить по-английски, и хотя не могла с легкостью болтать на этом языке, но была вполне способна вести учтивую беседу. Карл приходил от этого в восторг, а мне всегда было приятно чем-то порадовать супруга.

Теперь мы даже почти не ссорились. Время от времени мой вспыльчивый характер давал себя знать, и Карлу приходилось грозить мне пальцем; но при этом муж мой всегда улыбался, и мне оставалось только кричать:

– О, не можете же вы ожидать, что я сразу превращусь в кроткую овечку. Такой уж я уродилась – и я сильно сомневаюсь, что нрав мой когда-нибудь изменится…

А Карл отвечал на это, что на самом-то деле я нравлюсь ему такой, какой есть, и это было очень приятно; я чувствовала, что именно так и должны относиться друг к другу настоящие влюбленные.

Единственным, что разделяло нас, была, конечно, моя вера. Я частенько думала, что если бы смогла обратить в католичество Карла, а вместе с ним и всю Англию, то счастье мое было бы безграничным.

Но это было уж слишком, и даже у меня хватало ума понять, что совершить такое под силу лишь великому человеку.

А теперь… теперь я снова ждала ребенка.

Я постоянно напоминала Карлу о пророчестве леди Дэвис; мой счастливый супруг делал вид, что относится к словам ворожеи весьма скептически, но на самом деле это было не совсем так.

Я знала, что в Англии у меня очень много врагов. Некоторых не радовало даже то, что скоро появится на свет наследник престола. Многие называли меня идолопоклонницей, а кое-кто даже осмеливался выкрикивать ругательства вслед моей карете, когда я проезжала по улицам Лондона. Это сильно смущало и огорчало меня, но я всегда знала, что за веру нужно страдать. Впрочем, немало людей с нетерпением ожидало рождения принца; все это время они молились за то, чтобы я благополучно разрешилась от бремени и чтобы Господь послал мне сына.

И молитвы их были услышаны. Утром двадцать девятого мая 1630 года меня отнесли в одну из опочивален Сент-Джеймского дворца – и довольно скоро на свет появился мой сын. Он оказался крепким и совершенно здоровым, как и предсказывала леди Дэвис.

Я никогда не забуду той минуты, когда мне впервые положили его на руки. В жизни не видела более безобразного ребенка! Он был крупным, очень смуглым и выглядел так, словно родился не только что, а месяц назад.