редуктор, подобрали из стандартно выпускаемых промышленностью, а вот муфту пришлось спроектировать, с ней пришлось повозиться.

Обычно я не обращал внимания на то, как ко мне приходят решения, которые не дались мне сразу, а работая над этими объектами, заметил. Когда я долго не могу найти решение, ну не приходит, хоть ты тресни, я просто прекращаю думать над этой проблемой, начинаю заниматься чем-нибудь другим. Интересно устроены человеческие мозги, они исподволь жуют себе потихоньку, и решение всплывает неожиданно и очень ясно. Ко мне они всегда приходили, когда, возвращаясь с работы, я спускался на эскалаторе метро Новокузнецкой вниз и всегда в одном и том же месте.

К концу работы у меня образовалась небольшая собственная группа, с ней мы закончили работу над первым транспортёром и спроектировали ещё пару для других типоразмеров деталей. Так как основные узлы были готовы, работу эту сделали очень быстро.

Розен, разглядывая спроектированную машину, сказал:

– А красивая машина получилась, работать будет как часы.

Я поинтересовался:

– А откуда такая уверенность?

– Опыт большой – красивые машины работают лучше.

Так и получилось. Изготавливали эти машины, всего их сделали штук двенадцать, на экспериментальном заводе НИИТавтопрома, машины получились очень надёжными и простыми в эксплуатации, установили и запустили их на КАМАЗе без нашего участия – оно не потребовалось, прислали по нашей просьбе фотографии участков.

Два технических решения, предложенных мной, были признаны изобретениями, я получил на них авторские свидетельства, помнится, что меня с этой работой направили на конкурс технического творчества молодёжи, где наградили почётным знаком ЦК ВЛКСМ и какими-то грамотами, было приятно. Мой доклад как победителя конкурса был оформлен в виде статьи и опубликован в журнале «Технология автомобилестроения» как пример одного из перспективных направлений развития межоперационных средств перемещения деталей.

С проектированием линий для КАМАЗа мы выбивались из графика и конструкторам приходилось задерживаться иногда после работы или трудиться по субботам, уставали и требовалась разрядка, поэтому мы иногда шкодили, один раз своей шкодой чуть дорогого нашему сердцу Григория Дмитриевича до инфаркта не довели.

К торцевой стене отдела, в том месте, где в углу сидел начальник отдела, было прикреплено с десяток чертёжных досок, над которыми была закреплена направляющая, по которой ходили две каретки кульманов координатного типа. Обычно на этих досках вешали десяток склеенных между собой листов ватмана, на которых два конструктора одновременно рисовали общие виды уже спроектированных линий, которые потом предъявлялись приёмной комиссии.

Вдоль этой чертёжной доски стоял стол такой же длины, под которым хранился всякий хлам, на стол обычно выкладывался общий вид. После принятия проекта члены комиссии оставляли на нём свои автографы.

Работа по рисованию общих видов была довольно нудной, привлекали к ней старших техников, техников или чертёжников, так как она не требовала никакой квалификации, нужно было только в уменьшенном масштабе перенести в должном порядке уже спроектированные устройства, между которыми врисовать пресса, габариты и изображения которых необходимо было взять из каталогов.

Из-за нашего общего отставания техники не успели врисовать изображения прессов, и Розен поручил это препротивнейшее занятие мне. Все пресса линии были одинаковыми, и я под то место, где на чертеже располагался первый пресс, подсунул лист ватмана. Скопировав пресс из каталога, я проколол чертёж пресса во всех угловых точках всех изображений. После этого этот листок с проколотым изображением использовал как шаблон на всех позициях, просто прокалывал лист по дыркам шаблона, а потом соединял эти точки линиями. Ничего нового в этом приёме не было, его знает каждый первокурсник, только ленится народ, вот и возятся над всякой ерундой по неделе. Часа через три, уже заканчивая, услышал за спиной довольный шёпот Гарри Моисеевича:

– Я же тебе говорил, это пулемёт-автомат, – оглянулся и увидел Минькова и Розена, рассматривающих с удивлением готовые чертежи общего вида.

Спалил меня, понял, Гарри Моисеевич Розену, подписав на эту работёнку, понял я, что теперь меня будут регулярно привлекать к этой работе, размышляя об этом, решил устроить что-нибудь весёлое, чтобы протрясло наших стариков не по детски, подстроить шкоду, для чего создали мы преступную группу в составе трёх человек: Мишки, Вовки Александрова и меня. Вовка раздобыл пузырёк чёрной туши, которую мы разбавили вполовину канцелярским силикатным клеем. За день до сдачи на полу под моим письменным столом у стены положили лист ватмана, на котором живописной кляксой разлили свою адскую смесь клея и туши, поместив с краю кляксы лежащий на боку пузырёк с кисточкой. Расчёт был на то, чтобы создать полный эффект только что разлитой туши.

Расчёт полностью оправдался, любой знал в те годы: советское – самое лучшее, а что уж говорить о силикатном клее, не подвёл, он придал засохшей туши такой глянцевый блеск, как будто она была разлита на наших глазах. В обед, обрезав всё это великолепие самым аккуратным образом по периметру, мы водрузили его на общий лист линии, лежащий на столе, и стали ждать развязки – надеялись, что до прихода комиссии Миньков придёт глянуть на общий вид ещё разок.

Тут мы чуток промахнулись, первым, придя с обеда, пришёл глянуть на чертежи общего вида заведующий отделом Григорий Дмитриевич Скворцов. В такой ярости я его не видел ни до, ни после, единственное, чего мы не дождались, – богатого русского мата, всё было хуже. На его бешеный рёв сбежался весь на наш отдел и половина соседнего (в нашем зале работало два отдела, всего сидело около ста человек). Женщины держали Скворцова, он то ли был готов кому-то бить морду, не мог только определиться с адресом, то ли был близок к сердечному приступу. Розен с Миньковым со скорбными лицами стояли, рассматривая изуродованный каким-то поганцем общий вид линии штамповки длинномеров на КАМАЗе, склонив головы как у гроба покойника. Почему-то все грешили на уборщицу, странные люди – что, уборщица расхаживает по отделу с пузырьком туши? Мы делили горе со всеми, я скорбел со всеми, пытался сдерживать слёзы, еле держался, но не плакал – в конце концов, мужик я или где? Володька делал какие-то конвульсивные движения руками, остальные давали советы, например, приподнять чертежи за край и слить тушь. Эту глупость отвергли – ещё хуже всё изгваздаем. Наконец Нина Витальевна, как выяснилось, единственная, не потерявшая способность рационально мыслить, сказала:

– Григорий Дмитриевич, ну что тут такого страшного произошло, пропал всего один лист А4, сейчас мы марлей тушь соберём и поглядим, может, даже больше спасём, а нет – так всей группой нарисуем его минут за двадцать, ну, максимум за полчаса.

Женщины моментально натащили тряпья, толпа раздвинулась,