— Будет осада? — удивился Кулух.

— Нет, — покачал головой Артур. Напротив, он собирался использовать Кориниум в качестве приманки. Очень скоро саксы прослышат, что в городе полным-полно солонины, и вяленой рыбы, и зерна, а у них самих, как у любой другой громадной орды на марше, запасы еды будут на исходе, так что их потянет к Кориниуму, словно лису к утиному пруду: там-то Артур и рассчитывал разгромить врага. — Они осадят город, — объяснял Артур, — а Морфанс станет его защищать. — Морфанс, заранее предупрежденный, покивал в знак согласия. — Но остальные, — продолжал Артур, — займут позиции на холмах к северу от Кориниума. Кердик поймет, что нас необходимо уничтожить, и ради этого снимет осаду. Тут-то мы с ним и сразимся — причем место для битвы выберем сами.

Весь план зависел от того, двинутся ли обе саксонские армии вверх по долине Темзы, а по всем признакам выходило, что намерения саксов именно таковы. Они свозили припасы в Лондон и Понт, а на южной границе никаких приготовлений не велось. Кулух, охранявший южный рубеж, ходил в Ллогрию с набегами, причем забирался довольно далеко, и, по его словам, не обнаружил ни скопления копейщиков, ни каких бы то ни было свидетельств, что Кердик запасает зерно или мясо в Венте или в любом другом приграничном городе. По мнению Артура, все предвещало незамысловатую, грубую, всесокрушающую атаку вверх по Темзе, нацеленную на побережье моря Северн, так что решающая битва и впрямь состоится где-то под Кориниумом. Люди Саграмора уже сложили громадные сигнальные костры на вершинах холмов по обе стороны от долины реки Темзы, а еще — на холмах, протянувшихся на юг и на запад в Думнонию; как только мы завидим дым, нам должно тут же выступить в путь к назначенным позициям.

— До Белтейна саксы не выступят, — уверял Артур. У него были шпионы в чертогах как Эллы, так и Кердика, и все как один сообщали, что саксы намерены дождаться праздника богини Эостре, а его отмечают неделю спустя после Белтейна. Саксы хотят получить благословение богини, пояснял Артур, а еще они рассчитывают, что из-за моря успеют прийти новые корабли, битком набитые изголодавшимися воинами.

А вот после праздника Эостре, продолжал Артур, саксы двинутся в наступление, он же даст им зайти в Думнонию поглубже, безо всякой битвы, хотя, конечно, малость потреплет их по дороге. Саграмор и его закаленные в боях копейщики станут отступать перед саксонской ордой, сопротивляясь по возможности — лишь бы не в щитовом строю, — в то время как Артур соберет в Кориниуме армию союзников.

Мы с Кулухом получили другой приказ. Нам предстояло оборонять холмы к югу от долины Темзы. Вряд ли нам удалось бы противостоять решительному натиску через пресловутые нагорья с юга, но Артур и не ожидал тут атаки. Саксы, повторял он снова и снова, пойдут на запад, прямиком на запад, не сворачивая, вдоль Темзы, но они непременно вышлют отряды в южные холмы в поисках зерна и скота. Наша задача — остановить грабителей, тем самым заставив их свернуть на север. Так саксы пересекут границу Гвента и, возможно, сподвигнут Мэурига к объявлению войны. Невысказанная мысль, в этой дымной комнате понятная всем до единого, заключалась в том, что без гвентских испытанных копейщиков великая битва под Кориниумом обернется для нас поражением.

— Так задайте им жару, — наставлял нас с Кулухом Артур. — Убивайте их фуражиров, пугните саксов хорошенько, только в бой не ввязывайтесь. Изматывайте их и стращайте, но как только они окажутся в пределах дневного перехода от Кориниума, оставьте их в покое. Идите прямиком мне на помощь. — Для великой битвы под Кориниумом Артуру, конечно же, понадобится каждое копье, и Артур явно был уверен, что мы победим, если только займем стратегическую высоту.

В целом план был неплох. Мы заманим саксов в глубину Думнонии и там вынудим атаковать какой-нибудь крутой холм. Вот только успех замысла зависел от того, поступит ли враг в точности так, как желательно Артуру, а мне казалось, Кердик — не самый услужливый из людей. Однако Артур, похоже, верил в удачу, и это по крайней мере утешало.

Все мы разъехались по домам. Я настроил против себя окрестных жителей, обыскав все до единого жилища в моих владениях и конфисковав зерно, солонину и вяленую рыбу. Мы оставили людям ровно столько припасов, чтобы не умереть с голоду, а остальное отправили в Кориниум, в поддержку Артуровой армии. Неприятная это обязанность: ведь крестьяне боятся голода едва ли не больше, чем вражеских копейщиков, и нам приходилось обшаривать тайники, не обращая внимания на вопли женщин, а те упрекали нас в жестокости. Да лучше уж мы, чем саксонские мародеры, втолковывал им я.

А еще мы готовились к битве. Я достал на свет все свое снаряжение; рабы намаслили мне кожаную куртку, надраили кольчугу, расчесали волчий хвост на шлеме и подновили белую звезду на массивном щите. И пришел новый год — вместе с первой песней черного дрозда. Под холмом Дун Карика в ветвях высоких лиственниц перекликались дерябы, а деревенские дети за мелкую монетку-другую бегали с горшками и палками по яблоневому саду, распугивая снегирей, что так и норовили склевать крохотные плодовые почки. Воробьи вили гнезда, в речушке посверкивал чешуей вернувшийся лосось. В сумерках гомонили трясогузки — их слетались целые стаи. Спустя пару недель зацвел орешник, в лесах запестрели дикие фиалки, а бредина украсилась позлащенными сережками. В полях выплясывали зайцы и резвились ягнята. В марте приключилось нашествие жаб; я в страхе гадал, что бы это значило, но спросить было не у кого: Мерлин исчез, равно как и Нимуэ, и, по-видимому, драться нам предстояло без его помощи. Жаворонки пели, хищные сороки охотились на свежеотложенные яйца среди изгородей, что до поры не оделись в зелень.

И вот наконец проклюнулись листья, а с ними пришли вести: из Повиса на юг прибыли первые воины. Воинов было немного, ибо Кунеглас не хотел растрачивать почем зря запасы продовольствия, свозимые в Кориниум, но их прибытие обещало, что после Белтейна Кунеглас приведет на юг армию куда более многочисленную. Народились телята; сбивалось масло; Кайнвин, не покладая рук, отдраивала и вычищала дом после долгой и дымной зимы.

Странные то были дни, горькие и радостные, ибо предвестие войны ощущалось в юной весне, что внезапно заиграла великолепием — осиянными солнцем небесами и ярким цветочным ковром. Христиане предрекают «последние дни», то есть времена, предваряющие конец света, и тогда, может статься, люди почувствуют то же, что ощущали мы той погожей и пленительной весной. Повседневная жизнь казалась чем-то нереальным, и каждое пустячное дело наполнилось особым смыслом. Как знать, может, мы в последний раз жжем зимнюю солому с постелей; может, в последний раз принимаем в мир перемазанного кровью теленка из материнской утробы. Все до последней мелочи вдруг стало бесценным, потому что все оказалось под угрозой.

Понятно было и то, что грядущий Белтейн мы, по всей видимости, отмечаем всей семьей в последний раз, так что мы расстарались, чтобы торжество запомнилось. Белтейн приветствует возрождение нового года к жизни, так что накануне праздника мы дали погаснуть огню по всему Дун Карику. В кухонные очаги, что пылали всю зиму напролет, весь день дров никто не подбрасывал, и к ночи там осталась лишь зола. Мы выгребли пепел и уголья, вымели очаги дочиста и только тогда положили новую растопку, а на холме к востоку от деревни соорудили два громадных костра, один — вокруг священного дерева, на которое указал Пирлиг, наш бард. То была молоденькая лещина: мы срубили ее и торжественно пронесли по всей деревне, через ручей и вверх по холму. Дерево украсили лоскутами ткани, и все дома, равно как и наш чертог, разубрали свежераспустившимися ореховыми веточками.