Она отключила телефон, вытянулась в кресле и вздохнула с облегчением. Закрыла глаза.

– Женя, во сколько завтра суд?

– В десять, ты уже спрашивала.

– Гупель не звонил? Не приедет?

– Нет, это я звонила им в Германию, но я же тебе уже все рассказала… Трубку взяла Валентина, а когда услышала, над кем будет суд, расхохоталась…

– Смешно ей, значит, да?

– Она «проехалась» по гонорару, который «от чистого сердца» отстегнул нам Макс, и сказала, что нормальные дела так не делаются, что Погодин никого не убивал, а мы – не умеем работать…

– Симпатична мне эта Котова, вот что я тебе скажу… В ней есть что-то настоящее. Буду в Германии, непременно позвоню ей или проведаю. Мне нравятся такие вот яркие, цельные натуры. Уверена, что она уже нашла себе подружку… Хотя какое, собственно, это имеет значение? Знаешь, не могу вспомнить, когда я еще так нервничала…

– А чего ты так переживаешь?

– Так завтра же суд! Который час?

– Половина десятого. Между прочим, сегодня воскресенье… Ты не знаешь, зачем мы сюда пришли?

– Я-то как раз и знаю. Сейчас, говоришь, половина десятого. Завтра – суд в десять. Значит, осталось всего полчаса до суда.

Женя покачала головой.

– Может, примешь успокоительное? У меня есть микстура «Кватор».

– Нам пора… – Земцова резко встала, взяла телефонную трубку и набрала номер: – Виктор Львович? Да, это я. Готовы? Вот и отлично. Может, мы и совершаем ошибку, но инициатива в любом случае принадлежала не нам. Не мы добывали ключи, не мы договаривались изначально. Главное, чтобы сработала техника. Уверена, что через несколько минут Женя будет там. Вы, надеюсь, никому ничего не рассказали? Вот и отлично. Нам нельзя рисковать. Я уже объясняла… Значит, до встречи.

Она положила трубку, достала сигарету и закурила.

– Запирай агентство, поехали…

– Куда?

– Сейчас увидишь…

…Корниловская машина была уже припаркована рядом с домом Земцовой. Увидев старый шубинский «Мерседес», плавно въезжающий во двор дома, Корнилов вышел и поприветствовал Женю с Юлей.

– Игорек рыбку ловит?

– Ловит. Жаль, что он уехал, но мы ему потом все покажем… – сказала Юля и подбадривающе подмигнула Жене. – Я еще ничего не успела рассказать Жене… Но, думаю, она поймет все с первых минут…

Женя была заинтригована предельно. Но предпочла не задавать никаких вопросов, а молча следовать за Земцовой и Корниловым.

Поднялись в квартиру, разделись, Юля поставила греться чайник, потом почти бегом бросилась к компьютеру и принялась настраивать микрофон, колонки, все проверять…

– Женя, Виктор Львович, садитесь поудобнее… Виктор Львович, вы прихватили диктофон? Всякое может случиться… Хотя я веду запись… Господи, хоть бы все получилось…

Она произвела на компьютере несколько операций, пощелкала клавишами, и на экране внезапно возникло незнакомое Жене помещение. Звук был включен на полную мощность.

– Запись идет в прямом эфире, – объяснила Юля, знаком показывая, чтобы Женя смотрела на экран. – Смотри и слушай внимательно. Думаю, что теперь-то мы всему найдем объяснение…

– Но я не понимаю… Что это за помещение?

– Присмотрись повнимательнее…

– Какой-то зал… Но не театр. Постой… Уж не хочешь ли ты сказать, что это…

– Да, ты все правильно поняла. Это зал заседания областного суда. Сегодня воскресенье. Суд закрыт. Но кое-кто приложил максимум усилий, чтобы попасть сегодня в этот зал. Тсс… Смотри…

– Вы установили там камеру?

– Да… Видишь?

Женя увидела в кадре Крымова. Спокойной, если не сказать вальяжной, походкой он подошел к стулу, стоящему посреди зала судебного заседания и совершил довольно странный жест: он словно смахнул со стула пылинки. Затем посмотрел куда-то в сторону, и тут же послышался высокий женский голос. Сначала звук был смазанный, пространственный, но вот в кадре появилась девушка (на ней было черное платье, голову ее покрывала маленькая газовая черная косынка), и звук стал отчетливее (Корнилов тотчас включил свой диктофон и сам ближе придвинулся к монитору):

– Я вот пришла сюда и только сейчас поняла, что не смогу ничего говорить…

Это была Наташа Британ. Женя присвистнула. Корнилов хмыкнул. Представление началось.

– Давайте начнем с того, что вы сами, Наташа, были инициатором нашей сегодняшней беседы.

– И вы называете это беседой? – она повернула к нему голову и как-то неловко, словно инстинктивно, потянулась к нему, желая одного – чтобы он обнял ее, прижал к себе и успокоил. – Мне трудно сейчас…

– Но в зале никого нет. Только вы и я. Вы сами хотели порепетировать то, что собираетесь произнести завтра в этом зале суда…

– Нет-нет, вы не так сказали… Я еще не решилась. К тому же вы и сами не знаете, о чем я собираюсь говорить. Я попросила вас, чтобы вы были моим представителем в суде именно на тот случай, если нервы мои не выдержат и я признаюсь в том, что совершила. Но ведь вы пока ничего не знаете… Да, вы можете только догадываться, так как вы прозорливы и у вас хорошая интуиция… Я, конечно же, навела справки, хотя и прежде слыхала о вас лишь самое хорошее. Но вот что я думаю по этому поводу: а не поздновато ли я спохватилась? Не поздно ли будет завтра встать здесь посреди зала и во всем признаться? Ведь машина уже запущена… что, если мне никто не поверит? Что, если Андрея не отпустят?

– Я не могу пока тоже ничего вам обещать, потому как не представляю, что именно вы собираетесь сказать суду.

– Именно сейчас я пригласила вас как эксперта, чтобы вы, выслушав меня, решили, окажется ли действенным мой поступок и отпустят ли Андрея после того, как я во всем признаюсь… Ну и еще, конечно, меня интересует, как долго я пробуду в тюрьме. Ведь у меня маленькие дети…

– Тогда соберитесь и начинайте. Представьте, что перед вами полный зал ваших друзей и знакомых, которые пришли на суд ради одного: понять, за что же Андрей Погодин убил вашего мужа, послушать его последнее слово и узнать, как он будет за это наказан. Вам встать лучше вот сюда, по центру, чтобы завтра вы уже знали, как себя вести и куда подойти… Хотя сейчас вы можете сесть вот на этот стул, может, вам так будет легче?

– Нет-нет… Я лучше стоя. Так удобнее… Пусть меня все увидят… Тогда я начинаю… – Она посмотрела прямо в камеру, как если бы была опытной актрисой и знала, что ее снимают. – Я сразу после десятого класса решила поступить на театральный факультет консерватории. Меня уже просмотрели и прослушали, я знала, что поступлю, что выучусь и у меня будут роли… Да я вообще не представляла себе другой профессии… Но встретила Леву, влюбилась в него без памяти и поняла, что готова жить ради него. Я буду кратка, хорошо? – Она посмотрела на Крымова, сидящего почти напротив нее, но таким образом, чтобы не загораживать камеру. – Понимаю, у меня сейчас опухшие глаза, я некрасива… Но можете мне поверить, я бы хорошо смотрелась на сцене, я бы многое смогла… Но сейчас речь не об этом. Больше того, я даже не уверена, что мои родители согласились с моим решением стать актрисой… Значит, так. Когда я встретилась с Левой, у него были две продуктовые палатки на Сенном рынке. К тому времени умер мой отец, мама тяжело заболела и оказалась в психиатрической клинике… Незадолго до своей смерти отец унаследовал от своего родного брата, который жил в Москве, две квартиры и бизнес. Отец тоже оставил завещание… на мое имя. Я не хочу сказать, что Лева женился на мне из корыстных побуждений, нет, поскольку у него самого был маленький бизнес… Да он и не знал о том, что у меня есть деньги… Но, поверьте, мне было приятно рассказать ему обо всем этом в канун нашей свадьбы. Нас с Левой связывали сильные чувства, мы любили друг друга, это была страсть, нежность, обожание, назовите как угодно… После свадьбы мы поехали в Москву, продали там одну квартиру, продали бизнес, а это, поверьте, были немалые деньги, и вернулись сюда. У Левы по материнской линии были хорошие связи в местном правительстве, и он очень умело ими воспользовался, выкупая самые доходные места на проспекте Кирова, на Московской, возле Крытого рынка, на Вольской… Если бы он арендовал, то толку большого не было бы, возможно, он и разорился бы… Таким вот образом и появилась сеть магазинов «Калина» Левы Британа. Мы купили квартиру, потом родились дети… Вы знаете, что мы считались прекрасной парой, думаю, что так оно и было на самом деле… Затем жизнь наша немного изменилась, и связано это было с Левиной занятостью. Я понимала это рассудком, но мне его так не хватало, я первое время много плакала, сидя дома… У меня одно время было две няни… Другая женщина бы на моем месте не растерялась… Вы понимаете, о чем я…