– Чёрт, Грай, ты всегда отличался умом, только не выскакивал, за Кайзером держась. Не знаю уж почему, но так и есть. Ну, допустим, ты правильно всё просчитал – и что это меняет? Знаю, не знаю – ты всё равно положил с прибором на всё, что я просил тогда, у рощи. Так ведь?

– Так, да. Но. Палыч, тут уже вопрос семейный, сам знаешь. Кайзер не простит, я уже говорил. А вариант с наблюдением – самый мягкий, войну здесь никто не собирается развязывать.

– Это слово Кайзера, или твои надежды? Серёж, я серьезно спрашиваю ведь. Кирилл давно уже не такой, как раньше. Я хоть его и не видел сто лет, да слышал многое. И не всё мне нравится. Зато тебя, похоже, устраивает от и до…

– Палыч, мы повторяемся. Давай не будем о Кайзере, лучше уж о таинственном мстителе, что Валерку опустил.

– Да не опускал его никто, сам виноват.

– Виноват, признаю. Но, тем не менее, расскажешь?

– Что расскажу, Серый? Ты сейчас что у меня просишь? Сдать человечка, под защиту взятого? Ты в уме, пацан?!

Стул отлетел, и сухое тело старика буквально выбросило вверх и к Граю. Палыча трясло от гнева, он судорожно сжимал кулаки, словно собирался поколотить своего гостя, несмотря на весомую разницу в возрасте и кондициях. Сергей выставил ладони вперед, успокаивая хозяина:

– Палыч, стой, стой. Да стой ты, тебе говорят. Ну, прости за базар гнилой. Как тебя ещё прошибить-то, молчишь ведь, как каменный.

– А так я тебе всё и рассказал, да? – Палыча ещё потряхивало, но он уже подавил порыв, и размышлял, зачем Грай устроил эту провокацию.

– Не всё, но малость сказал. – Грай улыбнулся. – Всё, всё… Пал Палыч, не рвись ты, сказанного не воротишь. Под защиту ты мог только из школьников кого-то взять, кого повзрослее по иному бы помянул. Вот и фактик, маленький, но важный. И отрицать бесполезно.

– Ну, ты и… – старика снова начало трясти. – Поиздеваться приехал? А я то, решил, тьфу…

– Нет, бать, ты правильно решил. Я к тебе приехал, потому что… – Сергей споткнулся, не зная, как выразить то, что сдёрнуло его с места и погнало на встречу. – Не знаю, в общем, почему. Но, точно не за тем, чтобы из тебя информацию тащить. Всё как-то вдруг запуталось, понимаешь?

– Понимаю, – Палыч наклонился резко и обхватил ладони Грая, вглядываясь ему в глаза. – Прошлое потянуло? Что вдруг?

– Да как-то… Тебя вот встретил, с Валеркой беда, что не беда на самом деле, да и… Не знаю, веришь, нет.

Выцветшие глаза старика всё так же выискивали что-то внутри Грая, впиваясь зрачок в зрачок, и Сергей не знал, что же видит сейчас человек, которого он только что назвал батей, как некогда, в тишине столярки, вот также, за кружечкой чая. Да и не только он – Палыч, а тогда ещё он не был стариком, стал заменой отца для многих. Пусть и не сумел, в итоге, помочь, но вины его в том не было. Не было.

– Скажи, Пал Палыч, прошлое можно вернуть? Вновь стать таким, как тогда, пацаном. Безбашенным, но не замаранным. Роза говорит, что можно, и Валерке повезло – он очнётся именно таким. Я не понимаю, как это возможно. Но, Палыч…

– Вот теперь я понял. – Удовлетворённо кивнул старик. – Да, теперь ясно, что же с тобой такое приключилось. К чуду прикоснулся? Хочется вот так же, в одноразье, как Валет, смыть всю гадость с себя, что годами налипала? И ведь веришь, я вижу, что веришь.

Пал Палыч отпустил ладони Сергея и откинулся на стуле. Потом повернулся и щёлкнул кнопку чайника. И снова повернулся к гостю.

– Не знаю, Серёж. Тут такое творится, что в любые чудеса поверишь. Не скажу, что верю, будто ты можешь вот так соскочить, без платы за всё сотворённое. Но и не скажу, что не хочу верить. Тут дело такое, что тебе решать, хочешь ли ты этого сам. Может, всё дело и не в чуде, на самом-то деле, а? Может в тебе человек проснулся? Наконец-то, когда уже и не чаял никто.

– А кто ждал-то, Палыч? Кому было дело до выкидышей детдомовских? А?

С волками жить – по-волчьи выть.

– Да кто ж спорит-то, Серёж. Кто спорит… Перекинулись вы тогда, да забыли видать, что шкура и прирасти может. Кирилл уже врос в свою, думал – и ты тоже. Не Валерка, так ты и не заметил бы, что душа шерстью поросла.

Пал Палыч умолк и обернулся на щелчок вскипевшего чайника. И снова каморку наполнил аромат.

Они сидели друг напротив друга и пили чай. Говорить пока было нечего. Два человека обдумывали только что сказанное и услышанное, и не знали – что же дальше.

Катя судорожно вздохнула, увидев, каким прозрачным стал парень, ставший жертвой её гнева. Грудь вытянувшегося на кровати Валета практически не приподнималась в жизненном ритме дыхания. Восковое лицо с обтянутыми скулами нисколько не походило на хищное лицо пушера, пристававшего к ней в тот день. С него пропали агрессивные чёрточки, кожа обмякла, глаза ввалились, и теперь Валера больше походил на образ с православной иконы, нежели на наркомана в коллапсе. Катя удивилась пришедшему сравнению, совершенно неуместному, но такому подходящему.

Всеволод, вошедший в палату вместе с ней, стоял и наблюдал за Катиными эмоциями. Похоже, её поведение не выбивалось из обычного для посетителей, и врач успокоился окончательно.

– Вот и ваш больной, – сухо сказал он, и всё-таки улыбнулся. – Присаживайтесь, будьте как… Ой… в общем – пользуйтесь всем, что здесь видите. Умывальник – в углу, полотенца здесь всегда чистые. Захотите чаю – зайдёте ко мне, хорошо?

– Да, конечно же. Спасибо, Всеволод Альбертович. – Катя улыбнулась, и доктор подтянулся, согретый выпущенной эмоцией дружелюбия и благодарности.

Постояв ещё немного и дождавшись, когда она усядется на стул, стоящий у изголовья кровати, Всеволод пожелал удачи и вышел, тихо притворив дверь.

Катя открыла книгу и начала читать, совершенно не кривя душой и отдаваясь чтению. Читая, она обращалась к внутреннему Я Валета, пытаясь почувствовать отклик. Но на кровати лежала лишь пустая оболочка, лишённая сознания и той искорки жизни, что делает людей людьми. Катя всё больше и больше понимала, что сотворила в гневе и насколько глубоко изменила сущность этого парня. И не знала, чем – и главное, как – помочь ему.

Она осторожно попыталась пробиться сквозь его бесчувствие, да куда там, похоже, Валера витал очень и очень далеко отсюда.

Катя пододвинула стул к кровати и продолжила чтение, слегка повысив голос, всё так же ожидая отклика – но тщетно. Зато чтение успокоило её саму.

Ослабив защиту и осмотрев внутренним зрением коридор и ближние кабинеты, она убедилась, что находится в полном одиночестве. Всеволод ушёл куда-то, видно вызванный по какой-то врачебной необходимости, а, может, наступило время обхода – она не знала. Катя не стала долго раздумывать, ей оставался только один выход. Она расслабилась, вздохнула, и протянула руку к Валере, желая наложить ладонь ему на лоб.

Рука почти коснулась кожи, но тут случилось нечто – в палату ворвалась женщина и сбила её со стула, отбрасывая от Валета.