Стук в окно напугал так, что я головой чуть крышу не пробила, подпрыгнув.

Проморгавшись от слез, разглядела притопывающую перед машиной девушку в синей форме и белом фартуке.

— Эй, как насчет сделать жизнь чуточку получше с помощью бекона, омлета и блинчиков? — помахала она мне ладонью, глядя сочувственно.

Я посмотрела вокруг и поняла, что истерикой меня накрыло метрах в пятидесяти от небольшого придорожного кафе. Желудок опять взвыл, намекая настойчиво, что плевать ему на мои терзания и страдашки.

— Привет, — опустила я стекло. — Было бы неплохо.

— Сдавай тогда чуть назад. У нас в туалете и умыться сможешь. Как раз в такую рань еще ни души, никто пялиться не будет.

— Спасибо.

— Полегчало? — подмигнула мне добросердечная официантка, когда я сыто отвалилась на спинку стула через некоторое время. — Аппетит у тебя будь здоров.

В меня действительно вместилось еды как в двух здоровых мужиков, наверное.

— Оно и правильно: с сытым пузом и сердцу не так больно, да?

В кафе стали заходить ранние посетители, и я поняла, что пора валить от греха подальше, пока очередным вошедшим не оказался какий-нибудь волх.

Уже тронувшись, я подумала, что действительно меня конкретно попустило. Ну перевернулась вся жизнь с ног на голову. Ну одна я. Ну в бегах и с перспективой превращения в чудище. Но перспектива — это еще не свершившийся факт. С людьми происходят ежедневно, ежеминутно ужасные вещи, но они живут после этого. Не унывают, не впадают в злобу. Вот и я буду. Буду человеком, что живет и отказывается становиться монстром.

Всю следующую неделю я, можно сказать, путешествовала. То ехала на север, как и решила, то сворачивала в небольшие городки, покупала вещи, изучала тамошние объявления о продаже и аренде недвижимости. Вкусно ела, спала в уютных маленьких отелях, слушала местные сплетни в забегаловках. Приучала себя опять ко всему нормальному. Обычному. И буквально наслаждалась этим, поражаясь, как могла не ценить эту простоту и обыденность еще совсем недавно.

Однако проблема с все приближающимся днем «икс», он же полнолуние, никуда не девалась. Нужно искать место, где я никому не буду опасна, вдруг что. И, видимо, или запас дерьма для меня у судьбы исчерпался, или не так уж я и нагрешила, но решение нашлось само собой и внезапно. Завтракая в одной из забегаловок, я услышала, как посетительница жалуется свой приятельнице на то, что у нее нет времени, сил и средств содержать дом, который «этот старый чокнутый эгоист» выстроил в почти непролазной чащобе. Так что уже к вечеру того же дня, я обустраивалась в деревянном крепком доме, главной ценностью которого был самый настоящий подвал-бункер. Спасибо тебе, боженька, за шизанутых, что верят в зомби-апокалипсис и конец света, который можно пересидеть под землей. Седан пришлось сменить на пикап, и моя отдельная благодарность несостоявшейся свекрови за то, что не нуждаюсь в средствах.

Я не знала, когда меня должно начать «накрывать», если вообще должно, так что спустилась и замуровалась в убежище с кодовым замком заранее. Прям с утра в сутки полнолуния. Оставался вопрос: не выберется ли запросто гуева жена, если возьмет верх. Она запомнила код или же запросто извлечет его из моей же памяти? По ощущениям, она была малоадекватна и полностью к моему сознанию доступа не имела. Вылезая, она вытесняла его, а значит, мною не была. Охренеть можно от попыток разобраться, но ничего не поделаешь. Будем смотреть и ждать.

Я читала прихваченную в убежище книгу до тех пор, пока не поняла, что ни черта не воспринимаю и минут десять уже пялюсь на одну и ту же страницу. Ладно, какие еще симптомы?

Становилось жарко. Одежда мешала. Кожа зудела. Хотелось есть. Вдруг и сразу сильно. Ничего катастрофичного, но отчетливо дискомфортно. И все усиливалось. А еще гуева самка ворочалась, поднимаясь из темного угла, в котором я ее держала.

Я вытянулась на лежанке, закрыла глаза, сосредотачиваясь и собираясь сама «опуститься» к ней. Не буду ждать, когда она прорвется наверх. Попробуем разобраться, кто тут главный в моих голове и теле. Погружаться вышло не сразу — это вам не просто крепко призадуматься. Это другое. Еще и ерзанья гуевой подселенки сильно мешали. И еще что-то. Кто-то. Источающий сияние. Это же… Да неужели? Но почему все настолько по-другому?

От анализа, почему золотистое свечение Тилоттамы (а это, безусловно, она, ну не совсем же у меня тут проходной двор) стало каким-то более концентрированным, сжатым, что ли, но при этом отделеным от меня преградой, отвлекло появление на «сцене» причины всех моих последних злоключений. То, что сама умудрилась во все встрять, опустим. Сейчас надо собраться и врезать противнице как следует, чтобы не рыпалась, чтобы раз и навсегда усвоила, на чьей тут шее строгий ошейник, а в чьей руке поводок и даже плеть…

Я оторопела, впервые нормально увидев и разглядев самку гуя, так сказать «на свету». Страшилище то еще, по ощущениям, выше меня на целый фут, шире намного, мускулистая, в клочковатой шерсти, руки или даже лапы повисли вдоль тела чуть не до колен, на пальцах жуткие когти. Выдвинувшиеся вперед челюсти, из-под губ торчат клыки — натуральные кинжалы. Но вот глаза… Из-под низких надбровных дуг на меня смотрела… я. Эти мои глаза иррационально меняли все. Стирали в сознании все различия, творя из нас копии. Словами этот хаос не передать, ничего привычного, нормального в этом не было, но и кошмарного, противоестественного тоже. Замерев, я словно в ловушку попала в плен этого своего-чужого взгляда. Злого, мрачного, излучающего опасность, но отнюдь не безумного. Совсем нет, наоборот, вполне осмысленного. И чем больше смотрела, тем больше в нем становилось не злости, а упрека. Странное, нереальное впечатление, будто мы и стоим в моем ментальном нигде и одновременно вращаемся, как пылинки, подхваченные центробежной силой. Быстрее-быстрее. Ускоряемся, сближаясь все сильнее. Все так же не разрывая визуального контакта, который трансформируется из простого взгляда в некий плотный поток. Ее эмоции и мысли ко мне и обратно. Вот так это происходит, да? Слияние, поглощение. Нас перемешает, как воду и молоко, превратив в единое целое? И что выйдет в итоге? Еще одно кровожадное чудовище?

Нет! Я рванулась, силясь если не разорвать, то хотя бы взять под контроль происходящий обмен. Не вздумай пытаться брать надо мной верх, скотина злобная! Я это прокричала? Вложила импульс в соединяющий и притягивающий нас неизбежно друг к другу поток? Да черт тут разберешься. Но вот ответ был мгновенным и совершенно четким. Ошеломляющим. Гуева самка никогда и не собиралась брать верх. Никогда. Она… ей было больно. Так, что и меня душить стало фантомными слезами. Ее никто не хотел, не ждал, не любил. Ее ненавидели все, даже я, ей все желали сгинуть. А в чем ее вина? Она не просила ничего из того, что с ней, с нами случилось. Точно так же, как я. Только я для себя и всех типа жертва, хоть какая-то ценность, сама по себе или из-за апсары — не суть, а она — зараза, инфекция, избавиться от которой хотят все. А кто спрашивал, чего хочет она сама? Ведь вот она, уже есть, порождена на свет чужой прихотью, в чужом теле, ничего не понимающая, брошеная, окруженная злостью и отторжением, голодная, приговоренная к смерти всеми и каждым всего лишь за то, что есть. Даже тем ублюдком, что ее же и создал. Ненужная, мусор, что все брезгливо отпихивают.