Однако русские воины, пользуясь централизованным армейским снабжением, боеприпасами, имели свои четкие преимущества, которыми они и постарались воспользоваться.

Это во-первых.

Во-вторых, у всех петербургских врачей, прибывших вместе с Николаем Ивановичем, несколько удивляла помощь, оказываемая горским раненым на поле боя. Все они как-то странновато посматривали на запасы мехов, которые были предназначены для раненых горских бойцов.

С другой стороны, и это было естественно, петербургские врачи не различали где «свой», где «чужой». Для них – они все были равны. Однако их удивляло, что в войсках Шамиля для раненых предназначались именно эти разнообразные меха…

Штурм крепости начался с того, что русские артиллеристы сразу же начали обстрел аула. Главнокомандующего русскими войсками, князя Воронцова, приехавшим вместе с Пироговым врачам, – так и не дано было никак рассмотреть. Сославшись на болезнь своих глаз, он перепоручил командование подчиненными ему войсками какому-то бравому полковнику. Тот покричал для виду, вроде бы командуя, затем – и вовсе замолчал.

Увидели врачи и сам штурм горного аула. Когда русские войска бросились безоглядно вперед, то горцы принялись отчаянно сопротивляться. Какая-то горсточка их, которой руководил сам Одрис Гергебильский, назначенный Шамилем наибом всего этого, Койсобулинского участка фронта, попытался оторваться от настигающих его и всех его соратников преследователей. Однако храбрецы попали под огонь тщательно спрятанных русских батарей. Сам Одрис погиб в бою…

Тем не менее, несмотря на болезнь глаз, после этакого удачного штурма, командующий русскими войсками князь Воронцов все же поздравил весь личный состав с очередной нелегкой победой, не позабыв при этом отметить и мужество горских храбрецов[72].

Такое сопротивление горцев сам князь Воронцов объяснил их невероятным страхом перед имамом[73] Шамилем, который наблюдал-де за штурмом аула Салта со склонов близлежащих гор.

Что касается эфирного наркоза, то Николаю Ивановичу удалось провести более сотни операций с применением его…

Впоследствии Николаю Ивановичу пришлось даже отрывать из цепкой земли бездыханный труп Идриса Гергебильского, обезглавливать его, чтобы отправить голову горского храбреца в Санкт-Петербург – для более тщательного ее дальнейшего исследования…

Зато возвратился Пирогов из кавказского пекла – словно бы заново родился…

И тут опять наступил очень важный момент, всецело связанный с открытием первого в России анатомического института, в котором самым ценным экспонатом была голова покойного уже голова Идриса Гергебильского…

* * *

Со временем подошла и такая важная во всей его деятельности эпоха, как оборона города Севастополя, который оказался прямо-таки в ловушке англо-французско-турецких сил.

Он отправился в Севастополь в октябре 1854 года. И не один. Вместе с ним в этот город поехали также другие врачи: Александр Леонтьевич Обермиллер, Василий Степанович Сохраничев и фельдшер – все тот же Иван Николаевич Калашников, который сопровождал его на Кавказ.

Сразу же надо сказать, что из 349 дней, в течение которых длилась героическая осада Севастополя, он, Николай Иванович Пирогов, провел в нем 282.

Что же ему удалось осуществить во время столь длительной обороны этого мужественного города?

Во-первых, он с успехом наладил сортировку больных. Поскольку, еще на подъезде к уже осажденному Севастополю, на него настолько угнетающе подействовала та неразбериха, которая уже явно намечалась, даже присутствовала при организации обороны города.

Во-вторых – он внедрил в практику гипсовую повязку, которую использовал еще при организации обороны аула Салты.

В-третьих – он постоянно и настойчиво внедрял в практику помощь врачам сестер милосердия. При нем приехала целая группа, благодаря стараниям великой княгини Елены Павловны[74], которая прислала первую партию сестер из так называемой Крестовоздвиженской общины, – почитай, основы всего медсестринского движения в дореволюционной России.

Что же касается применения эфирного и хлороформного наркоза – то достаточно только сказать, что через руки врача Пирогова прошло их несколько тысяч.

Впоследствии Пирогов очень высоко оценил их благородную деятельность. Он знал наперечет их громкие имена: Екатерина Алексеевна Хитрово, Екатерина Михайловна Бакунина, Елизавета Петровна Карцова… Все они были одеты в темно-коричневые, почти черные, платья, лишь слегка оттененные белыми воротничками…

Более того, в самом Севастополе вдруг открылась девушка – по имени Даша Севастопольская. Все так звали ее, не догадываясь, что настоящая фамилия у нее была Михайлова.

За все свои труды Даша Севастопольская была отмечена от имени царя Николая I, который лично наградил ее ценными подарками.

Был отмечен и врач Пирогов.

За все свои труды он был удостоен высокой награды – ордена Святого Станислава первой степени.

Между тем, боевой опыт Пирогова на этом нисколько не закончился. Он также стал участником франко-прусской войны 1870–1871 годов, побывал и на фронтах русско-турецкой войны в 1877–1878 году.

* * *

Однако, при возвращении из обороняющегося Севастополя, он уже на расстоянии почувствовал, что запахло чем-то совсем нехорошим. Когда же он попробовал покритиковать беспорядки, царившие в осажденном Севастополе, ему сразу же запретили заниматься врачебной деятельностью, просто потребовали перейти на попечительскую службу… Власти как бы вспомнили его увлечение педагогической деятельностью, которая проявлялась в нем еще в молодые годы его.

Он был назначен попечителем Одесского, а позже – Киевского учебного округа…

В 1850 году, будучи уже сорокалетним, он совершенно случайно познакомился с молодой, двадцатилетней девушкой – Александрой Антоновной Бистром, которая приходилась племянницей генеральши Козен[75].