– Откуда же вы так много о нем знаете? – Евгений старался подстегнуть в старике чувство собственной значимости. Хотя тот и без этого раздулся от важности, как индюк.

– Бабка моя у него на кухне обреталась, так, ничего серьезного: принеси-подай. Картошку чистила, сковороды да кастрюли оттирала. Ее в революцию чуть не зашибли солдаты пьяные, насилу сбежать успела. Сам-то хозяин, поговаривают, так и сгинул в собственном доме. Вроде и не граф какой, а жил на широкую ногу, прислуги полон дом имел, вот им и заинтересовались. Бабы поговаривали, мол, видели, как он со свечкой по ночам по лестницам бродит туда-сюда. Но это уже после смерти, конечно.

Старик перекрестился и подхватил тачку, будто бы собираясь уходить. Евгений понял намек и достал из кошелька пятьсот рублей, протянул их рассказчику. Дядя Саша проворно схватил бумажку, сунул ее в карман грязных штанов.

– Вот я и говорю, призрак его туточки видали, и не раз. Чего бродит, поди его разбери. А как новая власть пришла в конце девяностых, собрались вдруг дом восстанавливать, даже сетку натянули, да на том все и закончилось.

Потом Евгению пришлось терпеливо выслушать множество баек и легенд, связанных с местным царьком Петром Старостиным, пока наконец его внимание не привлекла одна деталь.

– Супружница у него, говорят, перед самой смертью умом тронулась. Все ходила на могилку, которую сама выкопала, слезы над ней проливала. Дескать, в могилке той сыночек ее похоронен. Да только все знали, что Старостин в первом браке бездетным был. А в могилке, – старик принялся озираться по сторонам, точно боясь, что их подслушают, – она ангелочка похоронила, ну фигурку такую – ее муж сам делал.

– Не из янтаря ли ангелочек тот был? – невольно копируя манеру речи старика, уточнил Евгений.

– Да черт его знает, может, и из янтаря! Тебе не ко мне с такими вопросами надо, а к Бирюку нашему. Он от бабки своей шептуньи дар колдовской принял, вот он точно тебе расскажет.

– А шептунья тоже у Старостина прислугой работала?

– Ему смотри такое не ляпни, – старик сплюнул себе под ноги, – бабку ту вся деревня боялась. А Старостин твой к ней постоянно шастал. Я врать не стану, но вроде как в смерти Дарьи ее обвиняли, даже полиция приходила. Да разве докажешь чего?

Старик проворно зашагал прочь, бросив через плечо:

– Бирюк в той стороне живет, – и рукой указал направление. – Тебе любой там подскажет, не заблудишься. – Последнее, что услышал Краснов, было то ли восторженное, то ли пренебрежительное: – Писатель, етить твою мать!

Деревенька, нынче гордо именуемая поселком городского типа Проскурино, произвела на Евгения унылое впечатление. Возможно, летом здесь бегали ребятишки, наполняя сонную глушь радостными визгами, тявкали беспокойные собаки, орали петухи. Теперь же вокруг стояла такая тишина, что в ушах начинало звенеть. Из живности Евгений встретил одного лишь рыжего кота, который прошествовал мимо с такой наглой мордой, будто был он бенгальским тигром, никак не меньше.

По всей видимости, дом Петра Старостина представлял собой некий островок роскоши, центр здешнего мирка, вокруг которого кипела жизнь. Может быть, и сам Петр Старостин вовсе не был плохим человеком, да только люди и тогда, и сейчас с неприязнью относятся к тому, кто хоть чем-то от них отличается.

К дому Бирюка Евгений вышел уже минут через пять, деревня оказалась совсем небольшой. Встречные люди смотрели на него с опаской. Это он еще машину оставил в ближайшем городке, потому что единственную дорогу, ведущую к деревне, сильно размыло, и пришлось добираться сюда электричкой.

Он ожидал встретить кого-то, напоминающего и лешего, и священника в одном лице: косматая борода, балахон в пол, на шее амулеты, пальцы в кольцах. Бирюк же оказался вполне современным мужиком: гладко выбритое лицо, вместо длинного балахона – джинсы и фланелевая рубашка, никаких украшений. На вид ему было не больше шестидесяти лет. Он колол дрова, гулко ухая топором, когда Евгений подошел к калитке. Ему сразу бросилось в глаза, что дом у Бирюка кирпичный, добротный в отличие от других деревенских домов, сложенных из бревен.

Заприметив гостя, Бирюк выпрямился во весь свой богатырский рост, утер испарину со лба и обратился к гостю:

– Самогонки у меня нет, даже не проси. Хотя постой-ка, ты вроде не похож на местного. В гости к кому приехал?

– Можно и так сказать. – Евгений решил, что приличия соблюдены, и толкнул калитку, проходя во двор. Здесь было очень чисто, в стороне от дорожки стояли кучи осенней листвы. – В гости. К вам.

– Ко мне? – Бирюк одним махом вогнал топор в колоду. – И по какой же надобности?

– Я книгу пишу. – Краснов решил не менять легенду. – Вот хотел расспросить у вас про Петра Старостина, который когда-то проживал в этих краях.

– Ну заходи, коль не шутишь. – Евгений направился следом за хозяином. Бирюк, несмотря на возраст, шел твердо, уверенно. У него даже одышки не было после тяжелой работы. Краснов всерьез задумался перебраться в деревню.

В доме вопреки ожиданиям пахло не травами и зельями, а чем-то сладким. Вся обстановка была очень современной, даже печка отсутствовала. Ее заменил высокотехнологичный камин в стиле хай-тек.

– Вижу, тебе уже успели небылиц про меня наплести? – Бирюк пригласил за стол и налил гостю чаю. – Мол, живет Бирюк на отшибе, живых червей жрет, а ночью по кладбищу нагишом скачет.

Евгению ничего такого не говорили, но он на всякий случай кивнул.

– Все бы им языками трепать, – усмехнулся Бирюк. – Пусть треплют, мне от того никакого вреда нет, даже польза. Колдуном называли? – Огромная ручища с аккуратно обработанными ногтями придвинула Евгению чашку.

– Не вас – вашу бабушку.

– Прасковья Филипповна, царствие ей небесное, много шуму в свое время наделала, до сих пор аукается. – В голосе Бирюка прозвучала гордость за бабушку. – Только народ здесь, что тогда, что сейчас, темный был, таким и останется, пока последний старик в деревеньке не помрет, а на ее месте какой-нибудь поселок коттеджный не возведут. Так что там тебя интересует?

– Да, собственно, меня интересует все. Все, что связано с Петром Старостиным.

Бирюк вдруг сделался серьезным, посмотрел на него из-под кустистых бровей. Молчал долго, а когда заговорил, голос его уже не был таким дружелюбным и насмешливым:

– Собака брешет, ветер носит. Слыхал такую поговорку? Конечно, слыхал, ты ведь писатель. – Краснов вдруг подумал, что Бирюк не так прост, как мог показаться на первый взгляд. Неужели раскусил его? – Действительно, есть у местных байка про янтарного ангела, в который переселилась душа нерожденного ребенка. Поговаривают, бабушка моя Прасковья Филипповна помогла Петру Старостину дите из его супруги вытравить, а душу чистую в того ангела поместила. Только ты в эти сказки наверняка не веришь. Что скажешь, писатель?

Точно раскусил. Бирюк даже имени его не спросил, а в дом пригласил безо всяких опасений. Он, конечно, мужик здоровый, так ведь и Евгений тоже не лыком шит. И на его стороне неоспоримое преимущество – молодость. Хотя он видел, как старик дрова колет. Топором можно при случае и голову расколоть.