Свешников глянул на старшего группы. Вздохнул, продолжил делиться своими задумками:

– Если меня заметят и начнут стрелять, то я просто уведу их в другую сторону. Сам же пешком выберусь и останусь цел, не в первый раз джунгли переходить в одиночку, Южную Америку вдоль и поперек уже исходил… Ну а ты, Андрей, в таком случае будешь твердо знать, что лучше уходить вообще в соседнюю страну, не связываясь с местными властями. На побережье соваться – тоже не выход, там кругом люди.

Андронова повторила уже строже:

– Сиди и не дергайся!

Батяня призадумался. Не хотелось разделять группу, но капитан в чем-то прав. По сельве ходит, как у себя дома, не заблудится, если уже раз прошел. Да и пленный нужен как воздух: нет никакой информации о внешних событиях. Вообще никакой.

Он почесал небритый подбородок. Предупредил, хоть и знал, что капитан все сделает по-своему:

– На рожон не лезь, Антон. Хватай первого попавшегося или же просто послушай, что говорят. Но только не куролесь, я тебя прошу.

– Да я аккуратно, Андрей. Одна нога здесь, другая там. – Свешников полез в рюкзак, кое о чем вспомнив. Вытащил отнятую у патруля рацию. – Давай с волной определимся. Если что опасное, я чего-нибудь спою по-русски. Если все чисто – ждите меня через два часа или начну ахинею нести по рации. Ну, в общем, понимаешь.

– Понимаю.

– А что петь-то будешь? – Андронова, решив, что усатого уже не остановишь, придвинулась ближе.

– Э-э-э… А хрен ее знает, чего-нибудь из строевых, – он пожал плечами, потом с интересом глянул на старлея: – Ты мне одно скажи, Наталья Максимовна, если вернусь – пойдешь со мной в ресторан?

Девушка, не раздумывая, сказала:

– Пойду.

– Вот ради этого – точно вернусь! Пусть даже местную армию придется малость подсократить!

– Опять клеишься?

– А то!

…Ученые молча следили за тем, как все трое обнялись, а потом усатый здоровяк неслышно скользнул в кусты. Перевели взгляды на оставшихся. Профессор спросил:

– Может быть, не стоило его отпускать? Вдруг что-то случится?

Андронова повернула голову, смерила его ледяным взглядом и ответила:

– Чего ради вас, придурков тупоголовых, не сделаешь. Полезли в Анголу…

Профессор расширил глаза, не понимая мгновенно переменившегося отношения:

– Но…

Десантница прищурилась, разворачиваясь к профессору:

– Лучше заткнись и не зли меня.

* * *

Сквозь открытый полог палатки доносились вкусные запахи похлебки, солдаты рассказывали бородатые анекдоты, смеялись. Бормотал что-то приемник, транслируя местную радиостанцию. В сельве орали неугомонные мартышки, иной раз ревел тигр. Было так хорошо и приятно, вот если бы не гнусное похмелье после вчерашнего вечернего загула, было бы вообще отлично.

Рома оторвал голову от подушки. Сел, пытаясь восстановить события во время пьянки, но ничего не получалось, словно память стерли наждачкой. Вчера весь день спал, приходя в себя от общения с тремя отмороженными русскими, а вот вечером, придя в себя, сбегал с двумя солдатами в соседнюю деревню, и… сколько же взяли? Три литра? Пять? Шесть? Хм…

Рома потянулся, хрустнув суставами. Принялся искать свою одежду. Правый ботинок обнаружился в палатке. Левый – вообще в пяти метрах от входа; лежал под сухими ветками для костра. Камуфляж – и вовсе валялся под обеденным столом.

Солдаты заметили переводчика, выбравшегося из палатки. Один из них хохотнул, спрашивая:

– Как самочувствие, Рауль?

– Хреново.

– Что?!!

Рома спохватился, осознав, что ответил на русском. Исправился, почесав затылок:

– Очень плохо.

Солдаты заулыбались: переводчик частенько переходил на язык далекой северной страны, особенно в пьяном состоянии.

Все тот же предложил, поболтав в воздухе выдолбленной тыквой:

– Лечиться будешь, Рауль?

– Да погоди ты, дай одеться хотя бы.

– Что?

– Подожди, Мано, я должен одеться.

Солдат отхлебнул из тыквы:

– Разговаривай на родном языке, Рауль. Русских здесь нет, их уже давно подстрелили в сельве. А если еще нет, так подстрелят в ближайшие часы.

Рома замер с полуодетыми штанами, поглядел на Мано:

– С чего это?

– Сегодня утром пришел приказ открывать огонь на поражение, едва увидим русских, что с тобой были. Все утро над сельвой вертолеты кружат, ищут тех троих. Скорее всего, именно они сожгли виллу Барона и всех там перестреляли… Подожди, ты же сам размахивал автоматом вчера и грозился им отомстить. Не помнишь разве?

Рома поскреб затылок, вспоминая. Так и не смог. Пожал плечами, продолжив надевать штаны:

– Не помню.

Солдат сделал еще глоток, переглянулся с остальными:

– Ну ты и пить горазд, Рауль. Разве можно так напиваться?

– Поживи в Москве с мое, и не такому научишься, Мано.

– Испортили тебя русские. Каким хорошим парнем был… Ладно, одевайся и идем к костру. Подлечишься.

Рома-Рауль кое-как оделся, обулся. Сев к костру, взял в руки долбленку и жадно припал к горлышку. Отдышавшись, передал другому и попытался выяснить новость:

– Так, теперь поподробнее о русских и о вилле Барона.

Солдаты расхохотались, наблюдая за выражением лица переводчика. Все тот же Мано решил не тянуть, зная, что Рауль все равно не отстанет. Рассказал все, что знал:

– Ночью эти трое штурмовали виллу Барона. Сожгли ее и всех там перестреляли. Теперь правительство хочет их найти и арестовать. Ну, по возможности арестовать. Либо огонь на поражение открыть, если вздумают сопротивляться, и доложить по рации, в случае их отступления.

Рома поморщился. Оглядел солдат.

– А не боитесь, что они нас перестреляют?

Другой солдат, Мапуту, выпятил грудь:

– Нас шестеро, а их трое. Запросто перестреляем.

Рома дотянулся до тыквы, сделал большой глоток:

– Дурак ты и не лечишься.

– Что?!!

– Я говорю, нельзя быть таким самонадеянным, Мапуту. Эти трое разорили виллу Барона, самого небось тоже ухлопали, что им шестеро простых солдат? Пришибут, не останавливаясь, и дальше пойдут.

– Мы доложим по рации, и нам пришлют подмогу.

– Если успеем до рации дотянуться, тогда да. И то помогать уже будет некому.

Солдаты с тревогой посмотрели в сторону предполагаемого нахождения ужасных русских. Перевели глаза на Рому, нервно заулыбались. Мано поежился даже, словно холодно стало: