потребовал свою долю. Фирма после этого года два поднималась. Доходили слухи, что он опрокинул дольщиков и уехал за границу. Это было лет шесть назад. Расстались мы мирно, больше не встречались, я про шифр и не вспомнил, так и оставил прежний, не меняя его. Из старых сотрудников остался только юрист.

– Можешь, когда хочешь. Пробей Андрей и Сошенко, и Макрона. А ты, милый друг, осторожно поинтересуйся у партнера, кто такой Алекс Макрон, что у них на него есть и ждите пятницы с Андреем.

Трехдневные разъезды никому из троих не дали, ни каких результатов.

Рано утром во вторник, «иностранец» уехал, и Надя слышала, как он разговаривал с «санитарами» на русском, о чем – то предупреждая. Слов она не разобрала, но поняла, если он не вернется к оговоренному сроку ей не на что надеяться. Было без четверти одиннадцать, когда за ней пришли.

– Собирай вещи, прогуляемся. Не нравится мне все это, – сказал второй. – Ты нас таких денег лишила, а теперь, если этот иностранец доморощенный заговорит, и срок получить можно.

– Сколько вы хотите денег, – спросила Надя, собирая свою одежду в сумку. – Ваш друг уехал с сумкой?

– Он уехал с папкой для документов.

– Я могу рассчитаться с вами вместо него, прямо сейчас. Только пообещайте отпустить меня, где – нибудь по дороге. Лиц ваших я не знаю, историю эту забуду, как страшный сон, – попросила она, не надеясь на положительный ответ и поступок.

– Есть у тебя миллион, иди с Богом, – засмеялся второй.

Надя набрала комбинацию цифр на сейфе, открыла его и сказала:

– Вот ваш расчет, на самом видном месте лежит, под рукой, – показывая на пистолет, сказала она. – Где вы ребята видели, чтобы свидетелей оставляли живыми. Денег достаточно? – спросила она, и забрала свой паспорт.

– Иди в машину, до дома тебе километров 40, держи на билет и давай быстрее, – он протянул ей несколько тысячных купюр. – Возьми бутылку с водой в холодильнике, а в шкафу найди перекусить. Положи все в сумку, глаза завяжешь в машине, мне эти маски уже надоели.

«Санитары» поставили свою сумку на сидение рядом с Надей, и машина выехала со двора. Прибывший через сорок минут отряд ОМОНа обнаружил дом пустым. Ехали минут 30, прежде чем машина остановилась.

– Дальше нам с тобой не по пути. Как ты понимаешь, нам нельзя ехать по трассе ни с тобой, ни с деньгами. Впереди, метрах в ста, домик лесника. Можешь попросить помощи у него. Эта дорога ведет к болотам. Дойдешь до просеки, поверни налево. Через пару километров, выйдешь на трассу. Попытай счастья там. Выходи.

– Зачем ты ей соврал? – спросил первый, когда Надя вышла и машина тронулась. – Она тебе денег в три раза больше отвалила, чем ты просил. Она будет бродить по этому лесу, пока не родит.

– Можешь догнать и пристрелить, чтобы не мучилась. У тебя теперь и оружие есть. Давай! Думай, как лучше посты объехать, нас уже ищут и ее тоже.

Надя сняла платок с глаз и села под дерево у самой дороги. « Спасибо ребята за то, что оставили в живых, надеясь на то, что в этом лесу я пропаду сама. Какой лесник живет у самой дороги? Зачем такая укатанная дорога ведет к болоту? Врете вы все. Мы пойдем своим путем», – думала она. Посидев минут пятнадцать и немного успокоившись, не слыша шума мотора, возвращающейся машины, она поднялась. Шла она, не спеша часа три, надеясь на то, что куда-нибудь эта дорога ее выведет. Она слышала одиночный шум, больше похожий на звук трактора, чем машины и это придало ей сил. Пройдя еще метров 300, уже изрядно устав, она увидела сквозь деревья насыпь, а потом разглядела и дорогу.

Дорога, по которой она шла, уходила влево и шла вдоль леса, а впереди, прямо перед ней было поле, за ним дорога, а за ней лента посадок. Она присела под дерево и заплакала. На ней были шаровары и рубашка, выданные в доме. В сумке лежал ее паспорт, деньги, в размере десяти тысяч, от «санитаров» на дорогу, расческа, упаковка бумажных носовых платков, ее новый костюм и сухой паек, прихваченный в доме, вместе с бутылочкой воды. Грызя пряники и запивая их водой, она думала. Думала о том, что деньги надо разделить, а паспорт – спрятать. « Я не знаю где я, сколько еще придется мне скитаться, продолжаются ли мои поиски, но зато знаю одно точно, доверять людям можно, но очень осторожно. Вид у меня, как у бомжа с улицы, а вот вещи и сумка приметные. Могут и в воровстве обвинить, а то и в краже у самой себя», – думала Надя. Она аккуратно достала свой наряд. Вытряхнула все из сумки. Материал был с добавление синтетики и практически не помялся. Расстелив на траве платок, которым завязывали ей глаза, она положила на него наряд, и упаковала его. Покрутила пустую сумку, « В нее ничего не спрячешь. Первый, кто поднимет ее вверх дном, высыпит все содержимое наружу. Стоп! Дно!» – пронеслось в голове. Надя вывернула сумку подкладкой наружу, открыв при этом кармашек, где она держала приколотой булавку и иголку с короткой ниткой. Это была давняя привычка, держать под рукой, на всякий случай. Здесь же она нашла свой церковный крестик, который подарила ей Никитична на 25 лет вместе с цепочкой. Цепочку она отдала накануне ювелиру в ремонт. Аккуратно поддев строчку подкладки, она разорвала один шажок, потом второй. Шов поддавался нехотя, нитки были прочными. Когда четыре пальца смогли проникнуть в прореху, она остановилась. Между подкладкой и материалом сумки было два слоя картона, или похожего материала, ширина которого совпадала с длиной паспорта. Надя вынула паспорт из обложки, вложила в него пять купюр, завернула его в несколько бумажных носовых платков, и чуть согнув паспорт, засунула его между слоями картона, который принял его, как родного. Взяв в руки иголку, она начала зашивать то, что раньше распарывала. Получилось не очень заметно, и паспорт не прощупывался ни снаружи, ни изнутри. Положив костюм в сумку, бросила туда же телефон, аккумулятор которого сел, расческу, остатки носовых платков. «Ладно, забрали вы мой телефон, кошелек, но зачем вам понадобилась моя косметичка?» – спрашивала она вслух «санитаров». Оставалось решить вопрос с деньгами. Свернув две купюры пополам, она положила их в сумку. Еще по одной в карманы рубашки и шаровар. Умнее она ничего не придумала, но и показывать всю сумму денег тоже не хотелось. Доев паек и почти допив между делами воду,