Я-то думал, сойдет гладко. Да, не ожидал подобных трудностей. Ну что такого? Приехать, найти шестипалого и вернуться. Как в сериале про Джеймса Бонда «Дело о шестипалом писателе». Да, но мы не в кино, а я не Джеймс Бонд. Людей с шестью пальцами на правой руке – половина поселка, и что дальше? Я думал – приеду, найду самый большой дом, в каком может жить человек, продающий свою книгу тиражом в девяносто миллионов. Узнаваемый, роскошный дом – с газоном и садом, с бассейном и кабинетом, а в кабинете будет стоять его огромный рабочий стол вишневого дерева. Как посмотришь – сразу ясно: здесь творит великий ум… И ничего подобного. В Бредагосе нет больших домов. Здесь просто негде обитать Томасу Мауду! Великие люди не живут заурядной жизнью. Эксперт ошибся. Он ведь так и не объяснил Коану, как именно стало известно, что рукописи посылались из Бредагоса. Может, он этот поселок вообще с потолка взял? Или, например, рукопись отправляли отсюда, а сам Мауд в другом месте? Тогда почему следы пальцев на рукописи – от шестипалой руки? Какой шестипалый листал ее? Необходимо выяснить. Кстати, роман ведь включает сцену со свечами, копирующую своеобразную местную мессу. Он должен быть или бывать здесь».

Размышляя, Давид незаметно добрался до буковой аллеи с именами на деревьях. До буков, предназначенных на гробы местных уроженцев. Вот и дерево, помеченное его именем, – они с Сильвией вырезали его в день, когда ходили к Эстебану на день рождения Алисии. Он вспомнил, как думал тут о людях, которые выращивают себе гроб при жизни, и эта мысль вновь увлекла его. Буки уже не казались мрачными. Смущали только мощные корни, тянувшиеся вглубь. Они останутся и тогда, потом, когда остальное дерево оденет собою труп и будет зарыто в ту же землю. От корней шла поросль, уже превращаясь в молодое дерево. По словам Эстебана, многие оставляли прикорневую поросль для выращивания дерева себе. Поросль от деда, от отца… отцы и дети, деды и внуки.

Давид дошел до дерева, за которым в тот день Эстебан ухаживал. Поискал имя, вырезанное на коре. И нашел, но это не было имя Эстебана. Оно гласило: Алисия Руисеко. Эстебан ухаживал не за своим буком, а за деревом жены. Сама-то она уже не могла, лежала в постели в последней стадии неизлечимой болезни. И скоро ее похоронят – эту правду знали все, Эстебан тоже. И он ухаживал за деревом, как за самой Алисией.

Вернувшись от дерева Алисии к своему, Давид задал себе вопрос: что с ним будет дальше? Ведь оно теперь подписано – вон как ясно читается на коре его имя. Не срезать ли его, мельком подумал он, и даже потянулся за ножом – но что-то остановило его.

«Скажи мне, дерево, за это спасибо, – подумал он. – Возможно, я спас тебе жизнь».

Давид не принес пончиков. Но если бы и принес, его бы это не спасло. Войдя в комнату, он увидел на кровати раскрытый чемодан. Есть вещи, прочно связанные с несчастьем: записки, приколотые к двери, стул, упавший, да так и поднятый, картонный короб на рабочем столе в офисе и особенно чемодан. Раскрытый на кровати огромный чемодан. Хуже всего – женский.

Что-то стряслось. Очень плохое.

Сильвия вышла из ванной с охапкой разных флаконов и коробочек в руках. Мелькнули гели, шампуни, купальная шапочка, кремы – брошенные в чемодан прямо на смятые вещи. Жена умела и любила собирать чемоданы – укладывала вещи продуманно, тщательно, у нее всегда вмещалось туда неправдоподобно много идеально упакованной одежды. Однажды в Сан-Франциско таможенник попросил открыть их чемодан, и потом было целой проблемой закрыть его снова. Сильвии пришлось заново перепаковать уйму тряпок под взглядами неспокойной очереди к терминалу. Чиновник был и сам не рад: чемодан Давида он открывать уже не просил.

Теперь же вещи были брошены как попало, нервной рукой. Что случилось с Сильвией? Почему она так взвинтила себя? Голос ее, однако, прозвучал твердо и спокойно. Это испугало Давида по-настоящему. Бойся ярости владеющей собой женщины.

– Тебе голосовое сообщение на мобильнике, – сказала жена, ткнув пальцем в сторону прикроватной тумбочки.

«Господи, сделай так, чтобы она не слышала его, – молился Давид, – сделай так, Боже!» И знал, что мольбы опоздали. Сильвия слышала, конечно. Вне всяких сомнений. Отсюда следствие: сбор вещей для отъезда. Логично. Пытаясь продержаться еще хоть несколько секунд, Давид спокойно спросил:

– От кого?

– От твоего шефа.

Да, она все поняла. Он чуть не убил ее этой правдой.

– Что за народ? Я в отпуске или нет, наконец? Вот зануда. Ни дня без строчки!

Давид забыл мобильник, уходя утром. Ну как он мог? Да, похмелье. Он думал только о глотке горячего кофе. И последние дни ему сюда никто не звонил, вот и расслабился. И все же! Забыть мобильник прямо на тумбочке! Жена права – по приезде сюда его как подменили.

Сильвия повернулась к нему и несколько секунд помедлила, глядя в лицо, перед тем как заговорить. Секунды показались ему вечностью.

– Давид, ты на мне женился по доброй воле. Почему? Чего ты хотел?

– Я думал, может, ты добьешься, чтобы я научился вовремя вставать утром.

– Вот как? – Она не приняла шутки. Взор ее мог заморозить все горные озера в округе. – Всего-то?

– Сильвия, ты для меня была и есть самая лучшая. Умная, красивая, энергичная, желанная. Я тебя любил и сейчас люблю. – Господи, вразуми, что еще? Что ей сказать?

– Женясь на мне, ты рассчитывал на мою глупость?

– Сильвия, перестань! Не мучай меня! В тебе нет никакой глупости.

– Тогда почему ты себя ведешь со мной как с полной идиоткой?

Давид промолчал. Карты открыты. Ровно ничего – ни каре, ни страйта, ни фул-хауса. И джокер тоже не пришел. Сильвия продолжила:

– Послание тебе от начальника такое: ты должен сейчас же найти его отца, чтобы быстро провести редактуру и вовремя издать книгу. Интересно, Коан у вас там один такой или вы в издательстве все одинаково придурковаты? Кого вы хотите провести, шифруясь подобным образом?

– Да, Коан дурак. А я еще больший. Да и у всех в издательстве ума поровну.

Давид сел на кровать, примостившись рядом с чемоданом. Ноги не держали. А жена не отводила от него взгляда.

– Давай рассказывай, – потребовала она.

– Тебе действительно интересно?

– Ну, я полагаю, что это должно быть нечто важное. Раз ты ради этого поставил под угрозу свой брак.

Последняя фраза обрушилась на него, как ведро ледяной воды на затылок. Давид подозревал, что для нее это возможно, но не ожидал услышать вот так прямо, вслух. Плевать теперь на договоры, Коана, конфиденциальность. Договоры и клятвы хороши для роскошных кабинетов, а не для этой задрипанной комнатки, где решается его судьба. К чертовой матери договоры! На фиг конфиденциальность!

– Я должен был найти Томаса Мауда, автора «Шага винта». Никто не знает, кто он такой, даже Коан. Выяснилось, что живет он здесь, в Бредагосе. Вроде бы. И в последнее время больше ничего не присылает в издательство. Я должен был его найти, поговорить и склонить к сотрудничеству. Коан получил бы продолжение проекта, а я – серьезное повышение по службе.